"Иван Ефимов. Не сотвори себе кумира " - читать интересную книгу автора

- Ничего не знаю. Провожатый ждет, выходите!
Неужели и голодовка не ограждает арестантов от произвола? Неужели и она
оказалась вне закона? А может, хотят объявить о прекращении следствия, о
дарованной наконец свободе? Но почему же посреди ночи, в жуткой
следовательской, куда ведет меня провожатый? Нет, не то...
По гулкому в ночную пору настилу галереи и трапу иду за своим
спутником, озираясь по сторонам. Вижу, как ведут еще кого-то на допрос, а
навстречу нам из левого крыла два надзирателя волокут, подхватив под мышки,
полубесчувственного человека. Гремит стальная дверь, и жалкого "врага
народа" выдворяют в камеру, чтобы поочухался после очередной, видимо
неудачной, обработки,
Каждую ночь после отбоя и до утренней зари ни на минуту не прекращаются
допросы "с пристрастием" - следователи все ищут виновников хозяйственных
неурядиц, а также несуществующей "крамолы". Предчувствие новых издевательств
наполняет меня тоской и боязнью, хотя от природы я не трус и бог силой не
обидел.
Ковалев с засученными для устрашения рукавами встретил меня, как всегда
с издевкой:
- Что, наш бедненький Ефимов голодовочку объявил? Протестовать вздумал?
На нашу баланду обиделся? Издохнуть хочешь, ничего нам не открыв? Сталинских
чекистов провести хочешь, поймать на милосердии? А когда вредил и подличал,
о каком милосердии думал? Не найдет, тварь поганая! Через задницу кормить
будем, бошки отобьем, все равно заставим признаться, все карты выложишь!
Садись!!
Сдерживая внутренний протест, я осторожно сажусь.
С видом заговорщика Ковалев выдвинул ящик стола и, заглянув в свои
записи, спросил:
- А где наш бедный кролик был первого декабря тридцать четвертого года?
- Какое это имеет отношение к делу? И почему я должен помнить каждый
прожитый день?
- Ага, увиливаешь, подлюга? Запамятовал, бандит, где находился в тот
черный день?
- Бросьте паясничать! Шерлока Холмса из вас все равно не получится.
Давайте уж лучше кулаками, и никакой фантазии не требуется...
- По харе ты еще схлопочешь, за нами не пропадет, а вот где ты был в
день убийства Кирова, вражина?
Так вот какую гнусность собираются еще мне приписать -участие в
убийстве нашего незабвенного Мироныча. Мне захотелось выдернуть из-под себя
табуретку и бросить ее в башку этому недоноску.
А он тем временем, вперив в меня торжествующий взгляд, жадно ждал
ответа.
- Что, черная душа, память отбило?
Вспомнить! Во что бы то ни стало вспомнить! И пусть это будет моей
пощечиной по сытой физиономии опричника. С усилием напрягаю память,
лихорадочно перелистывая календарь прожитых лет, месяцев, недель... Лето
1934 года, осень, ноябрь... Вот! Вспомнил!
- Я был в то время в райцентре Лычково.
- В каком еще Лычкове? Что ты крутишься, как угорь на сковородке?
- Я говорю, как было.
- Врешь, вражина, врешь! Ты был в тот день в Ленинграде и в качестве