"Игорь Ефимов. Метаполитика" - читать интересную книгу автора Второе: естествоиспытатель заранее убежден, что молекулы кислорода,
вдыхаемые им в стенах лаборатории, И те, что движутся в потоках ветра за окном, и те, что растворены в водах озера, и те, что выделяются листьями деревьев, одни и те же, что они тождественны сами себе. Имеем ли мы право отождествлять хоть в какой-то мере себя или своего современника с гражданином Афин, с кочевником-бедуином, английским йоменом, русским крепостным, вообще с любым человеком прошлого? Но если не имеем, что поучительного или волнующего можем мы найти в истории? Не превращается ли она тогда в цепь рассказов о каких-то иных существах, о прошло-людях, рассказов занятных, но не имеющих прямого отношения к тому, чем и как мы живем сегодня? Пусть с точки зрения строгой логики такое отождествление - всего лишь допущение, но согласимся, по крайней мере, что каждый, в ком исторические картины вызывают волнение ума и сердца, подсознательно такое допущение делает. Тем более что оно неожиданно превращает вторую опасность в преимущество. Ибо силы сцепления атомов в молекуле, кислорода, как и всякие другие силы - магнитную, инерционную и так далее, мы можем представить себе лишь умозрительно, порывы же человеческой воли, в случае принятия исторического отождествления людей разных эпох, мы сможем изучать и проверять непосредственно хотя бы на самих себе. Очевидно, здесь-то, в этих двух трудностях, и кроется причина того, почему политико-историческая мысль до сих пор не сумела выработать каких-нибудь обязательных для всякого разумного сознания положений. Не имея больше возможности спорить о достоверности основных исторических фактов, она пытается компенсировать себя на том просторе, который оставлен нам сложностью и многозначностью человеческой природы. Представляется ли нам между добром и злом, или думающим лишь о том, чтобы побольше есть и поменьше работать, или "наживающим деньги животным" (74, с. 5), или вовсе исполняющим всегда не свою волю, но волю Всевышнего, - каждое из этих представлении, будучи приложено к головоломной исторической мозаике, придаст ей совершенно иной смысл, другую внутреннюю, связь. Точно так же создатели различных моделей идеального общества будут исходить в своих построениях из того или иного представления о подлинной сущности человека и его главных нуждах и не остановятся ни перед какими прокрустовыми приемами: Платон и Толстой откажут человеку в праве удовлетворять свою жажду прекрасного, ницшеанство - в сочувствии и милосердии, марксизм - в религиозности. Тем не менее этот метод остается пока единственно возможным ключом к проблеме. Какой представляется нам человеческая природа в своих главнейших и неизменных проявлениях - с. этого неизбежно приходится начинать любое политико-историческое исследование. Начнем с того же и мы. 2. Царство я-могу Человек хочет творить. Человек хочет бездельничать. Человек хочет власти, славы, богатства. Человек хочет жить в мире со своей совестью. Человек кочет любой ценой утолять голод и сладострастие. Человек хочет достичь спасения души. |
|
|