"Умберто Эко. Эволюция средневековой эстетики" - читать интересную книгу автора 7. Но сколь бы интересной ни казалась формулировка св. Бонавентуры,
"Сумма" ("Summa") Александра Гэльского содержит новации куда более радикальные, хотя и менее очевидные. В тексте зафиксировано, что, во-первых, прекрасное опирается на форму объекта, во-вторых, красоту определяет отношение к познающему субъекту. Эти два тезиса были впоследствии развиты. Первый пункт становится предметом дискуссии у Альберта Великого в его комментарии к четвертой главе трактата "О Божественных именах" ("De Divinibus Nominibus"), долгое время приписываемом Фоме Аквинскому под названием "О красоте и Благе" ("De pulchro et Bono"). Констатируя трансцендентность красоты: "...среди сущего нет ничего такого, что не было бы сопричастно красоте и благу"41,, - Альберт обосновывает эту трансцендентность, согласуясь с концепцией Аристотеля. Отталкиваясь от утверждения: "Красота и благо тождественны в субъекте и различаются разумом, благо отделяется от природы красотой устремления", - он дает прекрасному определение, которое и поныне остается известным и единственным в своем роде: "Сущность красоты во вселенной состоит в сиянии формы - как в соразмерно соединенных частях материи, так и в разнообразии людей и их действий". Согласно этому тезису, красотой наделены все предметы и она существует во вселенной метафизически, независимо от лирических восторгов. Во всем сущем красота присутствует как сияние формы, вызвавшей ее к жизни. Той формы, которая организует материю в соответствии с канонами пропорций и в сиянии своем еще более выявляет упорядочивающую деятельность. "Красота заключена не в отдельных компонентах, то есть в материальном, а в сиянии формы, то есть в обличий". Стало быть, "подобно тому как телесная красота требует должной соразмерности членов и великолепия цветов, то и основа всех частей, начал или всего того, что исполнено сиянием формы". Эмпирические понятия о красоте, унаследованные от различных традиций, синтезированы здесь в точном и строгом философском определении. И в контексте подобного гиломорфного ( hylomorphic ) решения находится место для триад из Книги Премудрости Соломоновой. В самом деле, мера ( modus ), вид ( species ) и порядок ( ordo ), число ( numerus ), вес ( pondus ) и размер ( mensura ) становятся теперь предикатами формы. Поскольку, если совершенство, красота, благо присущи форме, каждый объект, наделенный этими качествами, должен обладать всеми свойствами формы. Форма определяется размерами или количеством ( modus ) и, таким образом, пропорцией или мерой. Форма относит вещь к ее виду в соответствии с ее числом, то есть [числом] непосредственно составляющих ее элементов; форма направляет вещь к ее подлинному предназначению, которое соответствует ее порядку и к которому она склонна по своему весу. Теория Альберта, хорошо продуманная и сформулированная, не признавала, однако, что отношение объекта к познающему субъекту может быть составляющим элементом его красоты, а вот в "Сумме брата Александра" такое соображение уже было высказано. Эстетика Альберта была, таким образом, строго объективистской, где прекрасное совершенно не определяется согласно тому, каким оно представляется. Более того, встретившись с подобным выражением в трактате Цицерона "Об обязанностях" ("De Officiis"), Альберт возражает, что добродетель, к примеру, обладает ясностью ( claritas ) сама по себе, благодаря которой блистает, будучи прекрасной, даже не будучи никем распознанной. Познание другими, настаивает Альберт, не может объективно |
|
|