"Умберто Эко. Эволюция средневековой эстетики" - читать интересную книгу автора

свойства, то вывод отсюда: всякая существующая вещь истинна, единственна и
блага. В начале XIII века "Сумма о Благе" ("Summa de Bono") Филиппа Канцлера
стала первой попыткой зафиксировать точное понятие трансцендентального и
попытаться на основании Аристотелевой онтологии классифицировать те указания
на единое и истинное, которые Стагирит сформулировал в первой книге своей
"Метафизики"30. Он испытал влияние и арабов, обогативших Аристотелеву сумму
свойств бытия понятиями вещь ( res ) и нечто ( aliquid )^. Особо настаивая
на благе (Ьопит) (понятие, действительно бывшее новинкой антиманихейской
полемики XIII века), Филипп вырабатывает, вдохновляясь примером арабов,
представление о тождестве и обратимости трансцендентов, об их различии
согласно разуму ( secundum rationem ), то есть в зависимости от способа
видения данной сущности. "Благо и бытие взаимообращаются... однако благо
изобилует в бытии согласно разуму": благо - это бытие в его совершенстве, в
соответствии с его предназначением. Точно так же и единое (ипит) - это
бытие, рассматриваемое в аспекте неделимости.
3. Филипп совершенно не говорит о прекрасном, но многие его
современники, в особенности в комментариях к Псевдо-Дионисию, где постоянно
встречаются указания на прекрасное ( pulchritudo ), задавались вопросом о
том, является ли прекрасное предметом трансцендентным. Прежде всего, это
способствовало определению чувственного восприятия посредством строгих
категорий. Далее, чтобы разъяснить на уровне трансцендентов разнообразную и
сложную терминологию триад и, наконец, чтобы прояснить с той же
метафизической точностью отношения между благом и красотой, ибо
схоластическая методология требовала дифференциации понятий. Дух времени был
духом интегрированных ценностей. Чувственное восприятие, свойственное этому
времени, оживляет в атмосфере христианского спиритуализма греческую
концепцию kalokagathia, объединяющую добро и красоту, но философ-схоласт
хочет ясно понимать, в чем состоит идентичность этих ценностей и где пределы
их самостоятельности. Если прекрасное - постоянное свойство всего сущего, то
красота вселенной следует из метафизической определенности, а не из простого
поэтического чувства восхищения. Но стремление различать трансценденталии
согласно разуму ( secundum rationem ) потребовало определить те
специфические условия, в которых нечто может рассматриваться как прекрасное.
Иначе говоря, условия автономии красоты в пределах окончательного единства
ценностей.
Все это говорит о том, что философия в какой-то момент ощутила
необходимость критически осмыслить эстетические проблемы. Поначалу
Средневековье, хотя и допускало разговоры о прекрасном и о красоте всего
окружающего, вовсе не торопилось высказывать на сей счет каких-либо
специфических суждений. Примечательно, как переводчики греческого трактата
Псевдо-Дионисия реагировали на такие выражения, как kalon и kdllos. В 827
году Хилдуин переводит фразу из четвертой главы трактата "О Божественных
именах" ("De Divinis"Nominibus") следующим образом: "Благо и благодать
неотделимы друг от друга, ибо заключены в едином... благо, как мы считаем,
является частью благодати", понимая, таким образом, kalon как некую
"онтологическую добротность". Тремя веками позже Иоанн Сарацин переведет тот
же самый отрывок вот как: "Прекрасное и красота неразделимы по той причине,
что все содержится в едином... Мы называем красотой то, что является частью
прекрасного" и т. д. В одном из писем, адресованных Иоанну Солсберийскому,
переводчик говорит, что переводил Дионисия, следуя в основном смыслу, а не