"Умберто Эко. Эволюция средневековой эстетики" - читать интересную книгу автора

силах удержать восклицаний восторженного восхищения и удовлетворения по
поводу того, что храм украшен такими замечательными предметами: "Часто мы
созерцаем за пределами обыкновенной привязанности к Церкви, матери нашей,
эти разнообразные украшения, одновременно такие старые и такие новые; и
когда мы смотрим на удивительный крест св. Элигия - вместе с самыми
маленькими крестами - и на эти несравненные украшения... которые помещены на
золоченый алтарь, вот тогда я говорю, вздыхая из глубины моего сердца:
"Каждый драгоценный камень был твоим одеянием - и топаз, и яшма, и хризолит,
и оникс, и сапфир, и берилл, и карбункул, и изумруд...""
Читая эти рассуждения, вы непременно согласитесь с Й. Хёйзингой: аббат
Сугерий высоко ценит прежде всего драгоценные материалы - камни, золотые
вещи; доминирующее у него чувство - это чувство удивительного,
колоссального, а вовсе не чувство прекрасного, понимаемого как органически
присущее качество. В этом смысле аббат Сугерий является родственником всех
прочих коллекционеров Средневековья, которые набивали свои сокровищницы безо
всякого разбору и настоящими, подлинными произведениями искусства, и самыми
нелепыми достопримечательностями. Как явствует из инвентарной описи сокровищ
герцога Беррийского, в его владении "находились рога единорога, обручальное
кольцо св. Иосифа, кокосовые орехи, китовые зубы, раковины Семи Морей20. И
рядом с коллекцией в три тысячи предметов, среди которых одних только картин
семьсот, имеется чучело слона, гидра, василиск, яйцо, которое некий аббат
обнаружил внутри другого яйца, манна, упавшая с неба в голодный год. Тут
поневоле усомнишься в чистоте средневековых вкусов и в способности этих
людей различать прекрасное и занятное, искусство и тератологию. Аббат
Сугерий, простодушно перечисляя богатства своей церкви, наслаждается теми
эпитетами, что он употребляет, упоминая все разнообразие драгоценных
материалов. И это позволяет нам отметить, что средневековое чувственное
восприятие вместе с наивным вкусом к курьезам (в чем также можно увидеть
зачатки эстетической позиции) обладало, в сущности, ощущением ценности
материала в контексте произведения искусства, для которого выбор
составляющей его материи уже был первым и основополагающим актом творчества.
Это удовольствие от самого материала, а не только от его оформления
указывает на положительную, здравую основу эстетической реакции.
По словам Й. Хёйзинги, и это святая правда, средневековый человек при
созерцании произведения искусства с удовольствием давал волю своей фантазии,
не останавливаясь на единстве целого. Превращение радости эстетической в
радость бытия или в радость мистическую также зафиксировано аббатом
Сугерием, который произносит слова подлинного восхищения, созерцая красоты
своей церкви: "Когда я наслаждаюсь красотой Дома Господня и многоцветная
прелесть камней отвращает меня от внешних забот, а благие мысли, переносясь
от материального к нематериальному, склоняют меня к созерцанию многообразия
святых добродетелей, то мне кажется, что я нахожусь в каком-то неземном
краю, который помещается и не в прахе земном, и не в чистоте небес, и что я
Божьей милостью могу неким мистическим образом перенестись из нашего
дольнего мира в мир горний". В этом фрагменте сказано немало.
С одной стороны, перед нами свидетельство акта подлинного эстетического
созерцания, вызванного чувственным переживанием художественного. С другой -
характер этого созерцания индивидуален и отличен как от простого и чистого
наслаждения ("прахом земным"), присущего чутким и восприимчивым людям, так и
от интеллектуального созерцания предметов небесных. Переход от радости