"Феликс Дымов. На углу Митрофаньевской улицы" - читать интересную книгу автора Тэрнори чайори
Гожинько мири! Да-да, именно так. Девушка молоденькая, красивая моя! Они кличут, а мы отмалчиваемся, отворачиваемся от них, не принявших нашего благоустройства, - замкнутых, посвященных, тревожных и небезразличных нам, как прошедшее детство или будущая смерть. О них даже не принято говорить - как не принято в последние десятилетия говорить о смерти. Люди не разрешают себе принимать близко к сердцу то, с чем не в силах справиться. Постой, почему вдруг это вспомнилось? Просто так барабанят только дети и дождь, а его, Поэта, мысли рождаются не просто так, раз они рождаются для всех. Он не имеет права думать просто так. Тем более, о смерти, до которой ему нет дела. Он всю жизнь говорил людям лишь то, что они хотели услышать. И вместе с ними замалчивал то, о чем они слышать не желали. И поэтому замалчивал смерть. Смерть - что-то неестественное, застарело ненужное людям. Словно кто-то вне нас забыл остановить однажды включенный механизм. Уже нет необходимости осуществлять отбор - теперь выживают и сильные и слабые, и слабые при жизни становятся сильными. Смерть исчерпала себя. Но мы в положении того города из сказки братьев Гримм, который получил в дар чудесный горшок. Давно все насытились, а горшок варит. Каша сносит дома. В каше тонут люди. А горшок все варит, варит, варит, и никто не знает, как его выключить. Умереть, знаете, это очень плохо. Ведь это на всю жизнь. Однако люди уходят и уходят... восполнить его, не повторить, не восстановить. Но ни с кем из умерших смерть не исчезает, она остается среди нас, с нами. Не только их нет среди нас. Но и нас - среди них! Мы слишком долго дышали дыханием смерти, чтоб внезапно задуматься о бессмертии. Люди исчезают поколение за поколением. Земля не сохраняет их, как не сохраняет отражения зеркало. Земля, покрытая пеплом предков. Сколько Вселенных навсегда себя забывают! Время на циферблатах, истекающее кровью. Маленькая смерть собаки, Маленькая смерть птицы. Нормальные размеры человеческой смерти. - Бабушка, ты умрешь? - Умру. - Тебя в яму закопают? - Закопают. - Глубоко? - Глубоко. - Вот когда я буду твою швейную машинку вертеть! Поэт покачнулся, припомнив могилу друга Тодика, Витольда Колычева, умершего тридцать лет назад. Они дружили, несмотря на разные жанры и разные темпераменты, несмотря на полувековую разницу в возрасте. Так вышло, что они оказались рядом. Но они бы и не могли не встретиться - два гения, равно необходимые Земле. |
|
|