"Станислав Дыгат. Диснейленд " - читать интересную книгу автора

стыдился в этом признаться. Еще через неделю я снова встретил его. Он был
абсолютно трезв, опять отращивал бороду и сделал вид, будто не узнал меня. И
зачем я все это тебе рассказываю? Вместо того чтобы рассуждать о том, чего
ты все равно не поймешь, лучше договориться без лишних слов: быстро и
по-деловому. Я говорю тебе прямо, Агнешка, мне надоели эти бесконечные новые
девушки, которые сначала значат для меня все, а потом ничего, вначале я
говорю им самые сокровенные, а потом самые неопределенные слова. Я не могу
больше выносить этого непостоянства во всем и в первую очередь измены -
самому себе. Стоит тебе захотеть, и ты станешь моей последней девушкой, и
тебе я скажу самые заветные слова, а тех, уклончивых, неопределенных слов не
будет, что бы ни произошло.
______________
* Завиша Чарный - легендарный польский рыцарь, участник многих
турниров и сражений, в том числе битвы под Грюнвальдом (1410).
** Самосьерра - горный перевал в Испании, где в 1808 году отряд
польской кавалерии, сражавшийся на стороне французов, прорвал линию обороны
испанцев, боровшихся против Наполеона.

После бессонной ночи, полной совсем особенных впечатлений, я порядком
одурел. Все, что я говорил, обращаясь к Агнешке, рисовалось мне на фоне
заснеженных улиц Кракова, и порой казалось, что Агнешка в самом деле идет
рядом, бежит маленькими шажками, как вчера на Блонях, в черной коротенькой
шубке и черной меховой шапочке, с разрумянившимися от мороза щеками. И тогда
я подумал: "С какой стати, болван, ты все это ей выкладываешь? Тебе
посчастливилось встретить чудесную девушку, и, вместо того чтобы
наслаждаться жизнью, ты рассказываешь ей глупые побасенки о себе и своей
неудавшейся жизни. Она права, что не желает тебя слушать. И пусть не
слушает. Тебе же лучше. Заткнись-ка и отправляйся спать!"
Я поплелся домой. По дороге я уже не разговаривал с Агнешкой, а только
продолжал думать о ней. И мои мысли не имели ничего общего с тем, что я
говорил ей.

Глава VII

Я порядком взмок. Мигдальский, кончив тренировку, давно ушел с беговой
дорожки. На противоположной стороне Ксенжак, приставив ладонь к глазам,
поглядывал на меня. Я думал, что будет, когда я поравняюсь с ним: окликнет
он меня или нет? Я-то наверняка нет. Впрочем, мне не хотелось, чтобы он
начинал разговор. Время приближалось к пяти. Сейчас я был не способен ни
ссориться с ним, ни мириться. Я сбавил темп. Мне не хотелось смотреть ему в
глаза. Ощущение собственной низости разрослось во мне до таких размеров, что
это приносило мне удовлетворение. Ксенжак по натуре был человеком спокойным,
уравновешенным, снисходительным. Наверно, он больше не злится на меня и
хочет поговорить спокойно и обстоятельно. Он обнимет меня и скажет: "Брось,
Марек, эти глупости, поговорим, как взрослые люди. Ты ведь знаешь, что я
твой лучший друг". И тогда я не выдержу. Или с плачем брошусь к нему в
объятия и признаюсь во всем, или подерусь с ним. То и другое одинаково
мерзко. Тут из раздевалки появился Цыпрысяк, поманил меня кивком головы и
крикнул:
- Пан Марек, к телефону!