"Владимир Яковлевич Дягилев. Доктор Голубев " - читать интересную книгу автора

туалет - на мое место улегся какой-то незнакомый товарищ и не уходит.
Голубев бросился в палату.
С большим трудом Сухачева привели в чувство. Состояние его резко
ухудшилось: дыхание участилось, стало поверхностным, пульс невозможно было
сосчитать. Он метался на подушках, округлив глаза, испуганно смотрел по
сторонам. На вопросы не отвечал.
Голубев долго разглядывал его посиневшие руки.
- Что ищешь? - шепотом спросил майор Дин-Мамедов.
- Тут где-то якорек был выколот. А теперь и не видно.
Вот как посинел!
Профессор Пухов, быстро и внимательно осмотрев больного, сделал
заключение:
- Тампонада сердца. Срочно пункцию. Завтра с утра на операцию.
- Делайте, как сказал профессор, - распорядился начальник госпиталя.
Не успели, генералы уйти из палаты, как Сухачев, собрав последние силы,
вновь попытался вскочить.
- Не дам... не дам... - выдохнул он и, обессилев, повалился в кровать.
К Голубеву подошел дневальный:
- Товарищ гвардии майор, вас к телефону.
Из проходной сообщали, что к больному Сухачеву издалека приехала мать и
просит разрешения пройти к сыну.
Известие это было настолько неожиданным, что Голубев разрешил. Он
положил трубку и подумал: "Откуда же она узнала о болезни сына? Зачем я ей
разрешил пройти? Ему и без того плохо. Расстроится - будет еще хуже.
Голубев готов был позвонить в проходную, отменить свое решение, но по
коридору протарахтела каталка. Сухачева повезли в процедурную...
Прасковья Петровна ожидала Голубева в ординаторской. Она неловко сидела
в кресле, держа узелок с гостинцами на коленях, и внимательно осматривала
каждого входящего.
Голубев еще из коридора через открытую дверь увидел Прасковью Петровку.
Она сидела не шевелясь, слегка пригнувшись, в шерстяной кофте, в черном
полушалке. Голубев обратил внимание на ее руки - большие, с широкой кистью,
почти мужские, видимо много потрудившиеся на своем веку. Кожа на руках была
розоватой, крепкой, привыкшей к ветрам, к работе на холоде, ладони твердые
со следами земли в складках. Такие руки не боятся уколоться соломой,
обжечься крапивой, они и вилы держали, и вязали снопы, и топором играючи
могут исколоть добрую сажень дровишек, и вместе с тем они бывают удивительно
ласковыми.
Голубеву вспомнилась деревенская изба, он, раненный, лежит на широкой
деревянной кровати, и вот такая же простая женщина, с такими же рабочими
руками, кормит его с ложечки и гладит по голове, приговаривая: "Ничего,
соколик, поправишься. Оно ничего..."
Голубев стоял в коридоре и обдумывал, с чего начать трудный разговор.
Он боялся слез, не переносил, когда женщины плачут.
Когда Голубев подошел к Прасковье Петровне, она привстала:
- Я к доктору Голубеву.
- Я и есть Голубев.
- А я - Прасковья Петровна Сухачева.
- Вы издалека приехали, Прасковья Петровна?
- Дорога дальняя. Из-за Омска. Только ведь я самолетом летела на