"Марина и Сергей Дяченко. Судья." - читать интересную книгу автора

не удается. Луи снова склоняется надо мной; он бледен, несмотря на жару.
Я потихоньку подтягиваюсь на руках. Жду; Луи ничего не предпринимает. На
лбу у него блестит новый обильный пот.
- Помоги мне, - прошу я. Не столько для Луи, сколько для микрофона.
Лицо Луи искажается, как от боли.
- Крупно! - кричит Георг.
Луи поднимает руку, и я вижу, что в руке у него топор.
- Стой! - ору я.
Он замахивается и рубит мою веревку, рубит, рубит...

* * *

- Это на вашей совести, Судья, - говорит1 Георг. Всего за несколько часов
он осунулся и похудел.
Я пожимаю плечами. Моя совесть - прямо тяжеловоз какой-то, чего только на
ней не лежит.
- Зачем вы наговорили ему про машины, небоскребы, королевичей? Он просто
сошел с ума... Он, невинный чистый парень, рехнулся...
- Мы ведь пытаемся играть честно, - мягко напоминаю я. - И, если вы
вспомните тот наш разговор - тот самый, после которого я согласился на ваше
предложение...
Георг в раздражении машет рукой.
Режиссеры в унынии. Сценаристы в растерянности - кроме того
единственного, который с самого начала не хотел ехать в предгорья. Георг
звонит невесте и долго слушает ее голос в трубке, не говоря ни слова.
Наверное, они и в самом деле любят друг друга, думаю я.
О самом Лук никто не вспоминает. Я не видел его с того самого момента,
когда специальная спасательная бригада сняла нас обоих со скалы - меня с
того крохотного живучего кустика, за который мне удалось уцепиться в
падении, а Луи - с "козырька", где он рыдал и рвал на себе волосы. Я говорю
Георгу, что Луи надо сказать правду, чтобы он меньше мучился. Георг смотрит
на меня, как ни идиота.
Лагерь за околицей споро сворачивается - дольше оставаться здесь нет
смысла. Прошла уже половина отпущенного на проект срока, и всем понемногу
становится ясно, что шансы на успех вовсе не были так велики.
Я иду разыскивать Луи, но нахожу только его младшего брата. Тот
соглашается передать Луи записку; я пишу, что не в обиде на своего
инструктора и что, мол, я сам во всем виноват. Думаю, это хоть немного его
утешит.
День шестнадцатый. Мы покидаем предгорья.

* * *

Деревянная церковь пуста.
У входа я снимаю с лацкана микрофон и прячу его в карман. Совершенно не
хочется превращать свою исповедь в шоу.
Внутри прохладно и сумрачно, как и должно быть. Горят свечи. Я слышу, как
мои шаги отдаются под сводами.
Как и должно быть.
Договариваюсь насчет исповеди.