"Фридрих Дюрренматт. Лунное затмение" - читать интересную книгу автора

будь она неладна, эта проповедь, а потом еще его хождения по домам, стоит
только кому-нибудь открыть рот, как миллионы навсегда утекут от них по
дорожке вниз, пиши-прощай тогда все, а Миггу Хаккер прикидывал, если
спихнуть сейчас пастора во флётенбахское ущелье, остальные, пожалуй, не
выдадут, будут помалкивать.
Сквозь заснеженные ели пробиваются солнечные лучи. Пастора захлестывает
ощущение счастья. Его "Фундамент Радость", только что вышедший в четырех
томах, поистине чудо открытия в теологии, вот теперь это стало ясно и ему
самому, колокольным звоном возвещает оно о начале третьего тысячелетия, как
написал в обозрении Нидерхауэр. Конечно, шапку долой перед Нидерхауэром,
однако последнюю теологическую задачу двадцатого века - как интегрировать
Барта с Блохом[5], а их обоих, охватив еще теологов Доротею Зёлле,
Зёльтермана и Глойбериха, вернуть назад, в лоно Гегеля, воссоединив в одно
целое, - решил он, пастор маленького прихода в горной общине Флётиген, быть
того не может, чтобы Вундерборн игнорировал его сейчас.
А вообще-то существует ли Господь Бог? - спрашивает вдруг Мани и
останавливается.
Рёуфу Оксенблут останавливается тоже, останавливается и пастор, только
трактирщик шагает дальше, обдумывает как раз, словно подслушав мысли
Хаккерова Миггу, не сбросить ли пастора во флётенбахское ущелье, потом можно
ведь сказать, что тот оступился, но, почувствовав вдруг, что месит снег в
одиночестве, трактирщик оборачивается и видит, к своему ужасу, что перед
Мани стоит пастор, потрясенный безмерной глупостью заданного ему вопроса.
Двадцатый век клонится к закату, а крестьяне, оказывается, все еще
совершенно не разбираются в теологии, констатирует он с горечью, и его еще
обязывают завоевать популярность у этих неандертальцев.
Крестьяне сгрудились кучкой, тесно обступив пастора. Мани сейчас
заговорит, подсказывает им их инстинкт, и хотя до Флётенбаха почти еще час
пути, надо бы уже сейчас покончить с происками пастора. В глазах их
лихорадочный блеск.
Но пастор уже приступил к делу, с несколько, правда, большим гневом,
чем бы ему хотелось. Крестьянин, изрек он, как кого звали - Лохер, Оксенблут
или еще как, - он был не в состоянии запомнить, да и кто же может упомнить
эти мудреные имена, все равно что в русских романах, - он действительно
серьезно задал ему столь глупый вопрос? "Бог" - он как пастор просто не
может больше слышать этого слова. Может, ему еще и сказку рассказать, как на
Айгере в Альпах, а может, на Веттерхорне, Блюмлизальпе, Финстераархорне или
Эдхорне сидит старичок с белой бородой и правит миром? Все дело в радости,
крестьянин, если она в тебе, тогда и нужды нет задавать детские вопросы. Вот
они только что пришли с вокзала, веселые, счастливые, поплясав в
Оберлоттикофене от души, насколько он себе представляет, а до этого они,
радостные, восхищались сельскохозяйственной выставкой, но стоило им увидеть
своего пастора, как радость ускользнула от них - он напомнил им о наличии
пресловутых вопросов, например существует ли Господь Бог, был ли Иисус
Христос действительно Сыном Божьим, воскрес ли он из мертвых и не воскреснут
ли они сами когда-нибудь тоже, и человек мрачнеет от подобных мыслей; а вот
когда удастся лицезреть нечто прекрасное, самое обычное и простое -
новорожденного теленка, или хорошенькую женщину, или этот великолепный лес и
полную луну, тогда их вдруг опять охватывает чувство радости, и вот так надо
понимать и христианство, оно - сама Радость, и поскольку оно - сама