"Фридрих Дюрренматт. Подельники" - читать интересную книгу автора

Германа Гессе, во время авторского вечера в зале. Не помню, кто высту-
пал: Е.Ф.Шуттертон, К.Л.Шуттертон, или Шуттертон-Шуттертон, или какой-то
из молодых писателей, из тех, кто сейчас входит в моду. Я только слышал
отдаленный гул голосов, пока она скакала на мне, и крики "браво!". Го-
лая, старик, она была голая, ей-богу, а что, если бы такой вот молодой
поэт вдруг застал бы нас врасплох. Ник, говорю, ты летишь в пропасть".
Это не произвело на него впечатления. Он женился на ней, усыновил Билла
и полетел в пропасть. Буквально. Я уверен, что в тот момент, когда они
врезались в северный склон Айгена, Ник, с его диабетом, дремал, а эта
пышнотелая баба упражнялась с пилотом. Гора сказала свое слово, все было
кончено, по завещанию химические заводы перешли к Биллу, мне осталось
место в правлении и культура - она прилипла ко мне навсегда. С некоторых
судьба берет втридорога. (Вставляет в петлицу белую гвоздику.) Мой отец
скупил основные издательства художественной литературы и завещал их мне.
Пока мой брат загребал миллионы, современная литература разоряла меня, и
мой конец после смерти Билла - тоже театр абсурда. Если бы только по-
нять, как им удалось растворить меня здесь, в этих двух чемоданах.
Странно, мое предложение относительно Билла, казалось, было принято. Но
вернемся же снова к реальности. Вы, наверное, с умилением вспоминаете о
расставании Энн с Доком, догадываясь, что они простились навсегда.
Свет. Док лежит на кушетке, затем поднимается, идет в холодильную ка-
меру. Свет снова только на Джека.
Наутро, в начале девятого, Док отправляется в холодильник, начинает
работать.
Лифт идет вниз.
Холодильник нужно очищать каждое утро, понятно, что он не заметил
прихода Билла.
Из лифта выходит Билл, удивленно оглядывается, не замечая Джека, ухо-
дит в глубину помещения. Лифт снова идет вверх.
Это он, да-да. Вы, наверное, с трудом узнали молодого человека? Он
вошел в склад всего за несколько минут до меня, я еще подумал, что "фер-
рари" на другой стороне улицы похож на его машину; это и был его "ферра-
ри". До меня постепенно стало доходить: он, наверное, подслушал мое
предложение и обошел меня. Но тогда почему погиб он? И если он, то поче-
му я? Я все еще ничего не понимаю, отказываюсь что-либо понимать. В кон-
це концов должна же быть какая-то логика. Представьте себе: я сижу перед
телевизором, смотрю "круглый стол" с моими авторами и с радостью вижу,
как в их сознание начинает наконец проникать простая мысль, что пора
снова писать просто так, потому что пишется, пора снова сочинять просто
так, по прихоти фантазии, - ведь весь этот ангажированный и социально
обусловленный компот, который они стряпали в последнее время, был неудо-
боварим, пришлось сокращать или даже спускать по дешевке целые серии,
увольнять редакторов тысячами, вышвыривать менеджеров. Я счастлив, я ды-
шу полной грудью, наконец-то, наконец-то забьет родник чистой поэзии,
возродится божественное сочинительство, но тут я вдруг слышу за спиной
какое-то шевеление, хочу - все еще счастливый, все еще окрыленный - ог-
лянуться назад и оказываюсь перед вами. Простите, мои мысли вечно блуж-
дают в будущем, но с вами, дамы и господа, произойдет то же, если вас
после смерти снова и снова будут переносить в прошлое - в позапрошлое,
если быть точнее.