"Маргерит Дюрас. Месье X, именуемый здесь Пьер Рабье " - читать интересную книгу автора

отправить. Многие доходили до адресатов. Иногда в конверте была еще вторая
записка, сообщавшая, в каком месте Франции, Германии или Силезии найдена
первая. И мы стали ждать этих записочек, брошенных из вагонов. А вдруг?..
Немецкая оборона в Нормандии рушится. Мы пытаемся узнать, что будут
делать с заключенными: ускорят отправку политических в Германию или
расстреляют, прежде чем оставят Париж. Последние дни из тюрьмы выезжают
набитые людьми автобусы, сопровождаемые вооруженными солдатами. Иногда
заключенные выкрикивают названия мест, куда их отправляют. Однажды утром на
площадке одного из этих автобусов я вижу Робера Л. Я бегу за ним, я
спрашиваю, куда их везут. Робер Л. что-то кричит. Кажется, я расслышала
слово "Компьень". Я падаю без сознания. Люди подбегают ко мне. Они
подтверждают, что слышали слово "Компьень". Компьень - это сортировочная
станция, откуда посылают в лагеря. Его сестру, должно быть, уже отправили.
Теперь больше шансов, что его не убьют, раз поезда еще ходят, думаю я. Позже
я узнаю, не помню уже от кого, скорее всего от Морлана, что я ошиблась, что
Робера Л. увезли в Германию семнадцатого августа в эшелоне "особо опасных"
политзаключенных.
В тот же вечер я говорю Д. о своем решении передать Рабье нашей
организации, чтобы успеть разделаться с ним, пока он не сбежал.
Прежде всего надо, чтобы некоторые товарищи из организации знали, как
выглядит Рабье. Время вдруг ускоряет свой бег. Я боюсь умереть. Все боятся
умереть. Это жуткий страх. Мы не понимаем, чего ждать от немцев. Мы уверены,
что немцы убийцы. Я знаю, что Рабье может запросто, не моргнув глазом, убить
меня. Мои опасения с каждым днем усиливаются. Хотя он звонит мне ежедневно,
все чаще случается, что несколько дней подряд он "не имеет возможности
повидать меня". Должно быть, они вывозят дела, думаю я. Но в один прекрасный
день он говорит, что может со мной встретиться. Он спрашивает, могу ли я
позавтракать с ним. Я говорю, что могу. Как обычно, он звонит через полчаса,
чтобы уточнить время и место. Потом звонит, как мы договорились, Д. Он
говорит, что для большей надежности они придут посмотреть на Рабье вдвоем.
Рабье выбрал ресторан на улице Сен-Жорж близ вокзала Сен-Лазар,
посещаемый исключительно агентами гестапо. Конечно, он боится, ввиду
последних событий, удаляться от своих.
Рабье ждет меня по обыкновению снаружи, на перекрестке улиц Сен-Жорж и
Нотр-Дам-де-Лоретт.
В ресторане людно. Помещение довольно темное и состоит из двух
отделений, одно из которых выходит окнами на улицу. Их разделяет длинная,
обтянутая молескином скамья. Мы с Рабье садимся за столик в глубине зала, из
которого видна улица.
Только усевшись рядом с ним, я поднимаю глаза. Наши еще не пришли.
Ресторан почти полон. Почти у всех посетителей портфели, которые они не
выпускают из рук. Рабье со всеми здоровается. Ему едва отвечают. Я оказалась
права: даже среди своих он одинок.
Я снова опускаю глаза - тяжелые, словно налитые свинцом веки не
пропускают взгляд, укрывают его. Мне стыдно и страшно. Уточняю: я
единственная из всех присутствующих не служу в немецкой полиции. Мне
страшно, что меня убьют, мне стыдно, что я живу. Я уже не могу отделить одно
от другого. Именно от страха и от стыда, а не только от голода я с каждым
днем все больше худею. Мой страх за Робера Л. пока связан лишь с опасностями
войны. Мы еще ничего не знаем о лагерях. На дворе еще только август 1944-го.