"Маргерит Дюрас. Боль " - читать интересную книгу автора

Звонит телефон. Я просыпаюсь во тьме. Зажигаю свет. Смотрю на
будильник: пять тридцать. Ночь. Я слышу: "Алло?.. Что?" Это Д., он спал
рядом. Я слышу: "Что, что вы говорите? Да, это здесь, да, Робер Л."
Молчание. Д. держит телефон, я пытаюсь вырвать у него трубку, он не
отпускает. Это продолжается долго. "Какие сведения?" Молчание. Говорят с
другого конца Парижа. Я пытаюсь вырвать у него трубку, это трудно, это
невозможно. "И что? Товарищи?" Д. отпускает трубку и говорит мне: "Это
товарищи Робера, они в студии "Гомон". Она вопит: "Это неправда!" Д. снова
берет трубку. "А Робер?" Она пытается вырвать у него аппарат. Д. ничего не
говорит, он слушает, телефон у него. "Вы больше ничего не знаете?" Д.
поворачивается к ней: "Они расстались с ним два дня назад, он был жив". Она
больше не пытается вырвать телефон. Она валится на пол. Что-то прорвалось в
ней при словах, что два дня назад он был жив. Она не сопротивляется, пусть.
Прорвалось и выходит через рот, нос, глаза. Надо, чтобы оно вышло
наружу. Д. кладет трубку. Он произносит ее имя: "Маргерит, моя маленькая
Маргерит". Он не подходит к ней, не поднимает, он знает, что ее нельзя
трогать. Она занята. Оставьте ее в покое. Это выходит из нее, вытекает, как
вода, отовсюду. Живой. Живой. Д. говорит: "Маргерит, моя маленькая Маргерит.
Живой, как вы и я, два дня назад". Она говорит: "Оставьте меня,
оставьте".
Это выходит из нее стонами, криками. Оно выходит как хочет, всеми
возможными способами. Выходит. Пусть, пусть. Д. говорит: "Надо ехать, они в
студии "Гомон", ждут нас. Но сперва сделаем кофе". Д. говорит это, потому
что хочет, чтобы она выпила кофе. Д. смеется. Он говорит не переставая: "Ну,
молодчина!.. как мы могли подумать, что они одолеют его... Робер умница...
Наверно, он спрятался в последний момент... А мы-то считали его
беспомощным из-за его вида". Д. в ванной. Он сказал: "из-за его вида". Она
на кухне, стоит прислонившись к шкафу. Да, вид у него и вправду был не от
мира сего.
Он казался рассеянным. Выглядел так, словно ничего вокруг не видит,
всегда устремленный к абсолютной сути доброты. Она по-прежнему стоит
прислонившись к кухонному шкафу. Всегда погруженный в абсолютную боль ищущей
мысли. Она заваривает кофе. Д. повторяет: "Через два дня мы его увидим, он
приедет".
Кофе готов. Вкус горячего кофе: он жив. Я быстро одеваюсь. Принимаю
таблетку коридрана. Меня по-прежнему лихорадит, я вся в поту. Улицы
безлюдны. Д. идет очень быстро. Входим в студию "Гомон", превращенную в
транзитный центр.
Как договорено, спрашиваем Элен Д. Она приходит, она смеется. Мне
холодно.
Где они? В отеле. Она ведет нас.
Отель. Все освещено. Взад-вперед снуют люди - мужчины в полосатых
арестантских робах, сотрудницы социальных служб в белых халатах.
Депортированные прибывают всю ночь. "Вот эта комната". Провожатая
уходит. Я говорю Д.: "Постучите". Сердце отчаянно колотится, я не смогу
войти. Д. стучит. Я вхожу вместе с ним. В изножье кровати - мужчина и
женщина, они не разговаривают. Это родственники. В постели - двое
депортированных. Один спит, ему лет двадцать. Второй улыбается мне. Я
спрашиваю: "Вы - Перротти?" - "Да, это я". - "Я жена Робера Л." - "Мы
расстались с ним два дня назад". - "Как он себя чувствовал?" Перротти