"Александр Дюма. Парижане и провинциалы (Собрание сочинений, Том 55) " - читать интересную книгу автора

капитаном, окажется в некоторой степени замаран, г-н Пелюш решил проявить
снисходительность, и его сознание одобрило эту мысль.
Он вышел из своего укрытия и внезапно предстал перед часовым, издав
лишь звук "Гм!", на его взгляд прозвучавший устрашающе.
Национальный гвардеец выронил бильбоке, правой рукой отстранил г-на
Пелюша, кинулся в будку и, не замечая того, что его медвежья шапка сделала
оружие безопасным, а его жест комичным, наставил штык на человека, в ком он
заподозрил вора или бунтовщика.
Господин Пелюш с величественным хладнокровием отстранил штык.
- Слишком поздно, сударь! - воскликнул он с горячностью. - Слишком
поздно! Именно такие национальные гвардейцы, как вы, делают или, точнее,
позволяют делать революции; именно они своим оружием открывают дверь
кровавой арены мятежей непримиримым врагам наших институтов власти и
общественного строя.
- А! Вот оно что! - сказал национальный гвардеец, успокоившись при
виде того, что он имеет дело с простым буржуа. - Кто вы такой?
- Начальник, сударь, - сказал г-н Пелюш, принимая важный вид.
- Начальник?! Я не знаю других начальников, кроме тех, что носят
мундир, а когда я сам надеваю форму, то считаю себя начальником над всеми
буржуа на земле. Проходите мимо, а не то я всажу вам штык в живот.
- Сударь! - вскричал г-н Пелюш. - Хотя я и не командую вашей ротой,
возблагодарите Небо, что на мне сейчас нет знаков отличия, ибо в противном
случае я был бы беспощаден. Да, история доносит до нас, что при подобных
обстоятельствах первый консул не погнушался занять место заснувшего
часового, и искусство отразило этот великодушный поступок, запечатленный в
наших воинских анналах. Конечно, сударь, если бы вы, как этот бедный солдат,
могли бы сослаться в свое оправдание на усталость после десяти побед, я бы
не колеблясь последовал примеру, данному мне великим человеком; но, я
спрашиваю вас, что бы он сделал, если бы увидел, как его солдат, забыв о
защите родины и охранении поста, предается развлечению, которое едва ли
можно простить человеку даже в более нежном возрасте? Возблагодарите Небо,
повторяю вам, за то, что ваше недостойное поведение не видел никто, кроме
меня, а главное - за то, что я сейчас не на службе. Облаченному в одежду
простого горожанина, мне дозволено обойти молчанием ребяческую шалость, в
которой вы провинились и которая, если она станет известна, покроет позором
все гражданское ополчение.
Часовой слушал г-на Пелюша с удивленным и в то же время с насмешливым
лицом. Было очевидно, что высокопарно-торжественный стиль, употребленный
хозяином "Королевы цветов" для изъяснения с ним, произвел на караульного
определенное впечатление. Вступление этой речи, которое одобрил бы сам г-н
Прюдом, похоже, поразило его больше всего. Он отвел штык, уперся прикладом в
землю, надел на голову свою медвежью шапку, подобрал бильбоке, облокотился
на ствол ружья и, глядя на моралиста, спросил:
- Так, значит, вы не любите бильбоке, капитан Пелюш?
- А-а, наконец-то вы меня узнали! - воскликнул хозяин "Королевы
цветов", в восторге от полученного доказательства его известности, которая
была целью его самых честолюбивых надежд.
- Черт возьми! Вы торгуете цветами на улице Бур-л'Аббе. А вот господин
Бондуа, торгующий пухом и пером, вовсе не похож на вас, он пойдет на что
угодно ради бильбоке.