"Александр Дюма. Парижане и провинциалы (Собрание сочинений, Том 55) " - читать интересную книгу автора

или даже увеличить ее, как честолюбиво надеялся его владелец, опал до такой
степени, что однажды г-н Пелюш с ужасом заметил, что ему необходимо
прибегнуть к унизительной помощи подтяжек, если он хочет, чтобы его брюки не
сползали ниже положенного уровня.
Именно в это время г-жа Пелюш, испуганная переменами, произошедшими с
ее мужем, решила прибегнуть к лечебному средству - окончательно забрать из
пансиона свою падчерицу Камиллу; она знала, как сильна любовь г-на Пелюша к
своей дочери, и нередко расценивала эту любовь как слабость; теперь
отцовские чувства стали ее надеждой, и она рассчитывала, что влияние девушки
разгонит хандру, захватившую ее супруга.
Мадемуазель Камилла Пелюш, которую мы до сих пор скрывали или почти
скрывали от глаз читателей и которая сейчас выходит на сцену, должна была
вскоре отпраздновать свое семнадцатилетие; ее красота не принадлежала к
числу тех, что неизбежно привлекает взгляд и вызывает восхищение. Но стоило
хоть один раз обратить на эту девушку внимание, как глаза сами собой
неустанно возвращались к ее лицу, и уже невозможно было его забыть. Ее
глаза, хотя и небольшие, сверкали сквозь двойную завесу ресниц, столь
длинных и шелковистых, что они еще сильнее подчеркивали либо веселое, либо
печальное выражение голубых зрачков. Рот ее был великоват, но его красила
улыбка настолько благожелательная и добрая, что едва ли кто-нибудь замечал,
как эта улыбка открывает зубы ослепительной белизны. Остальные черты лица
Камиллы были безупречно правильными; ее милое личико обрамляли две
каштановые косы необычайной густоты, и девушка умела укладывать их так
очаровательно, как это свойственно только женщинам со вкусом, которые
причесывают себя сами.
Это то, что касается ее внешности; скажем же теперь несколько слов о ее
характере.
Мадемуазель Камилла Пелюш служила новым доказательством той
утешительной истины, высказанной некоторыми оптимистами, что природа
вознаграждает тех, кто в детстве был лишен ласки матери и ее наставлений,
ранним развитием ума и большой работоспособностью.
Действительно, Камилла научилась всему, чему можно было научиться в
пансионе; она довольно чисто говорила по-английски, приятным голосом пела
романсы, аккомпанируя себе на фортепьяно, и замечательно рисовала цветы.
Отсутствие материнского внимания, всегда заботливого и доброго, но
порой расслабляющего, ускорило зрелость ума Камиллы, и, ничего еще не зная о
жизни, она благодаря тайному чутью с первых же слов мачехи поняла свою роль
в отцовском доме.
С тактом, которого недоставало г-же Пелюш, девушка тут же угадала, что
волнение, подмеченное ею на лице отца, нельзя объяснить незначительной
денежной потерей, жертвой которой он стал. Она поняла, что лишь большие
изменения, если только не полная перемена в привычках и занятиях отца,
благотворно скажутся на его здоровье и станут тем лекарством, какое ей
поручила найти г-жа Пелюш. И тогда с полнейшим самоотречением, в котором
нельзя было и заподозрить малейшей неестественности, она стала
легкомысленной и ветреной, не смущаясь сурово сдвинутых, словно у Юноны,
бровей мачехи. Камилла утверждала, что после столь долгого заключения в
Маре, то есть в одном из самых удаленных кварталов Парижа, она не может
обходиться без развлечений, шума, движения. Вынужденный сопровождать дочь во
время ее ежедневных прогулок от Бульваров к Елисейским полям и от