"Александр Дюма. Княгиня Монако (Собрание сочинений, Том 57) " - читать интересную книгу автора

комплиментами, и все мы следовали его примеру так убедительно, что она
поверила в нашу искренность и вообразила, что ее призвание - придумывать
себе новые головные уборы. В довершение всего Гишу пришло в голову подарить
гувернантке во время одного из своих приездов полумаску эпохи Лиги, которую
он отыскал у нашей бабушки в По. Он преподнес этот предмет как последнее
слово моды. С тех пор г-жа де Баете щеголяла в полумаске на всех прогулках и
презирала нас с нашими масками, какие носили, по ее словам, еще до потопа.
Матушка не раз предупреждала гувернантку, что над ней насмехаются, но все
было тщетно.
"Неужели? Они бы не посмели", - говорила бедняжка и продолжала
действовать в том же духе.
Лесть Пюигийема тронула и смягчила гувернантку:
- Стало быть, сударь, в Париже нет ничего нового, раз красивые девицы
готовы носить головные уборы провинциальных старух?
- Напротив, сударыня, там все еще изготавливают изумительные вещи -
несколько таких безделушек лежат в моей дорожной сумке, и я буду иметь честь
вам их преподнести. И все же ничто не пользуется большим спросом, чем
пОлумаски; это верх элегантности, и девицы Манчини никогда не выходят без
полумасок из дома.
Госпожа де Баете окинула меня победоносным взглядом. Я же, понимая, что
это всего лишь очередная шалость, приготовилась позабавиться, но Лозен
внезапно перешел на серьезный тон и заговорил с гувернанткой о делах. Мы обе
пришли в восторг от его речей и самоуверенности, с какой он их произносил.
- Поистине, сударь, вас нельзя узнать, - заметила г-жа де Баете, - вы
стали достойным уважения дворянином и разбираетесь в государственных делах
не хуже самого господина кардинала.
- Ах, сударыня, ведь я младший сын гасконца из славного рода, слава
Богу! Поэтому я обладаю способностью видеть дальше, чем мог бы при своем
росте. Мне надо преуспеть в жизни, и я преуспею.
В этот миг лицо кузена приобрело незнакомое мне выражение. В нем
сквозили решимость и незыблемая воля, воля, в наличии которой мне было
суждено самой слишком хорошо убедиться. Обращенные на меня глаза Пюи-гийема
отчасти связывали со мной его дерзкие замыслы, и тут я почувствовала, что
люблю его, ощутила, что моя жизнь и будущее зависят от этого невысокого
человека, столь гордого и столь решительного. Я почувствовала это скорее
безотчетно, чем сознательно; мое сердце трепетало так, что сборки на моей
шейной косынке пришли в движение; я не могла понять причину своего волнения
и сердцебиения. Румянец, разливавшийся по моему лицу, неодолимая сила,
притягивавшая меня к кузену настолько, что я даже непроизвольно сделала шаг
вперед, - то были признаки зарождающейся или скорее растущей любви, ибо я
любила этого человека всегда и буду любить его до конца своей жизни.
Пюигийем только что потерпел любовный крах в самых изысканных дамских
салонах, и его тщеславие сильно от этого страдало. Он примкнул к свите
мадемуазель дю Ге-Баньоль, впоследствии г-жи де Куланж, уже тогда
славившейся своим умом, остротами и редкой красотой (она сохранила ее до сих
пор и, полагаю, сохранит до конца своих дней). Эта девица отнюдь не была
богатой наследницей, но она отличалась таким очарованием, что у нее не было
отбоя от поклонников. Пюигийем последовал примеру других и занял место в
строю ее воздыхателей. Вначале она отнеслась к графу благосклонно за его
приятную наружность и врожденный апломб, заставлявший его задирать нос,