"Александр Дюма. Княгиня Монако (Собрание сочинений, Том 57) " - читать интересную книгу автора

идеями. - Вспомните о моем дяде, сударь, - говорила она ему, - вспомните,
что это он нас поженил, и, стало быть, вы не можете выступить против короля
и кардинала Мазарини, нреемника дяди.
И эта песня повторялась изо дня в день. Как-то раз г-н де Бофор явился
к отцу и начал его упрекать.
- Мы рассчитывали на вас, господин маршал, - с разъяренным видом
заявил он.
- Я тоже на это рассчитывал, сударь, но что поделаешь? Госпожа де
Грамон потребовала... Сами понимаете... в память о ее дяде... Это не мешает
мне оставаться покорным слугой семьи Вандомов.
- Вы делаете неудачную ставку в игре, предупреждаю вас. На моей
стороне - народ, и если Людовик Четырнадцатый, этот бедный дурачок, - король
знати, то я...
- Король Рынка, сударь, мне это превосходно известно.
Маршал первым присвоил г-ну де Бофору этот титул, а герцог оказался
настолько простодушным, что был им польщен. На следующий же день о нем узнал
весь Париж, и с тех пор герцога иначе не называли.
Несколько недель спустя г-на де Бофора арестовали. Вернувшись домой в
тот день, маршал поцеловал жену, чего никогда не делал, и сказал ей:
- Вы удивительно прозорливы, сударыня.
От таких слов бедная женщина едва не упала навзничь.
Примерно в то же время произошел один случай, который я никогда не
забуду. Как и Пюигийем, я оказалась причастной к этому происшествию,
относительно которого лишь один человек мог бы просветить нас, но этот
человек, то есть кардинал, замолчал навеки. Отец и даже матушка знали не
больше нас.
Вот что произошло: однажды утром мой дядя-шевалье, самый легкомысленный
и никчемный человек на свете, явился рано утром к моему отцу. У него был
торжественный вид, как правило предвещающий нечто необычное, особенно у
подобных людей. Отец тотчас же это заметил.
- Что с вами, шевалье? - спросил он. - У вас такой вид, словно вы
держите в руках судьбу всего мира.
- Мне надо поговорить с вами наедине, сударь; я прошу прощения у вашей
супруги, а что касается детей...
- Они отправятся к себе вместе с матерью, даже ваш воспитанник,
которого вы обучаете столь прекрасным вещам.
И мы в самом деле удалились. Я не могу описать подробно, что за этим
последовало. Шевалье принес брату письмо, которое вручил ему у дверей дома
какой-то незнакомец. В этом письме маршала извещали о том, что вечером того
же дня, в девять часов, ему надлежит предоставить свой дом в распоряжение
некоего друга, чтобы тот принял в нем какого-то чужеземца, а также
предупреждали, что эта встреча является важной тайной и, следовательно, ни
один человек, даже сам маршал или моя мать, не должны оставаться во дворце.
Записка была скреплена всем известной печатью служителей Анны Австрийской,
посредством которой королева изъявляла им свою волю. Отец был обязан
подчиниться; что касается моего дяди, то он ничего не понимал, будучи в этом
деле только посредником (очевидно, для большей безопасности, ибо его никогда
не посвящали ни в какие политические вопросы, и не без оснований).
Все приказы были исполнены. Доброе время Фронды было чрезвычайно
странным: в ту пору творились самые невероятные дела, но это никого не