"Александр Дюма. Княгиня Монако (Собрание сочинений, Том 57) " - читать интересную книгу автора

удивляло. Никто никогда не сможет рассказать обо всем, даже если будут
опубликованы тысячи томов воспоминаний об этой эпохе. Все мужчины и все
женщины тогда интриговали по своему разумению и ради собственной выгоды.
Люди переходили из лагеря в лагерь исходя из своих интересов либо по
прихоти; из всего делали секреты, строили неведомые козни и участвовали в
таинственных авантюрах; каждый продавался и покупался, все предавали друг
друга и нередко почти без колебаний обрекали себе подобных на смерть, причем
все это с учтивостью, живостью и изяществом, присущими только нашей нации;
ни один другой народ не смог бы вынести ничего подобного.
В тот день, о котором я веду рассказ, мы с Пюигийемом вздумали поиграть
в господина Главного и мадемуазель де Шемро и договорились встретиться, как
только стемнеет, в маленькой библиотеке, где маршал уединялся, чтобы поспать
(под предлогом изучения военного искусства по книгам в пол-листа, которые он
никогда не открывал). В остальное время эта комната была самым укромным и
безлюдным уголком в доме. Она сообщалась с большим кабинетом отца, а
окно-дверь, расположенное с противоположной стороны, выходило в сад. Большой
кабинет не без основания был избран местом таинственного свидания. Эта
встреча была для нас важной в другом отношении: следовало ускользнуть от
наших воспитателей, усыпив бдительность г-жи де Баете и отцовского конюшего,
приставленного к Пюигийему, и оказаться на месте в урочный час; впоследствии
серьезные свидания не вызывали у меня более сильного волнения, чем это. Мое
сердце неистово колотилось. Я положила руку на грудь, чтобы унять
сердцебиение. В половине девятого я оказалась в нашем прибежище. Пюи-гийем
уже ждал меня. Мы пробрались в большой кабинет через сад, не предвидя, что
нас ожидало.
Я начала жеманиться и кокетничать; кузен попросту пытался поцеловать
меня, а я его отталкивала исключительно потому, что вошла в образ
мадемуазель де Шемро, ибо в этих делах я отнюдь не церемонилась, когда меня
никто не видел. На самом интересном месте мы услышали чьи-то шаги на
каменной лестнице и сквозь оконное стекло, пропускавшее лунный свет, увидели
человека, поднимавшегося в кабинет отца.
- Мы пропали! - воскликнула я, закрыв лицо руками.


IV

Это был доверенный слуга отца; он пришел запереть на ключ ставни
окна-двери кабинета и не подозревал, что там кто-то присутствует. Я готова
была закричать, но Пюигий-ем закрыл мне рот рукой.
- Мы выйдем с другой стороны, - шепнул он мне.
В тот же миг в кабинет маршала кто-то вошел. Нас охватил еще более
сильный страх; обычно столь смелая, я прижалась к кузену. Я не знаю, чем был
вызван этот страх: возможно, уже пробуждавшейся в ту пору стыдливостью. Мы
слышали, как кто-то расхаживает по кабинету; это был один человек,
по-видимому лакей, готовивший подсвечники и стулья. Мы с приятелем подумали
об одном и том же: отец собирается здесь работать. В таком случае наше дело
было плохо.
- Нас разлучат! - самодовольным тоном произнес Ло-зен.
Несколько минут спустя все снова стихло.
- Не выйти ли нам? - предложила я. - Ведь я ужасно голодна.