"Александр Дюма. Княгиня Монако (Собрание сочинений, Том 57) " - читать интересную книгу автора

графом как с одним из моих братьев, заботиться о нем и не делать между нами
никаких различий. Номпары относятся к знатному роду, и отцу это было
известно.
Обо мне говорили, что у меня никогда не было детства. У моего кузена же
его не было тем более. Вскоре нас вызвали в Париж. В городе начинались
волнения. Отец хотел содержать дом в полном порядке; он нуждался в жене не
потому, что она существенно ему помогала, а потому, что ее присутствие и имя
значили для него все. Во время путешествия в Париж, которое мы с матушкой
проделали в дорожных носилках, Пюигийем то и дело сердился на меня. Он
постоянно пребывал в обществе гувернера и моего брата, то сидя в их карете,
то разъезжая верхом. Кузен ревновал меня к графу де Гишу, поскольку я
радовалась, что скоро его увижу.
- Стало быть, вы любите меня меньше, чем ваших братьев, кузина? -
спрашивал он меня. - Что ж, любите их, если вам так угодно, я вас тоже
больше не стану любить.
Я заливалась слезами, ибо, напротив, братья занимали в моем сердце куда
меньше места, чем он. Мы помирились лишь в Париже, значительно позже. Ведь
мы с ним так редко виделись! Маршал и мои дядюшки сразу же приняли юношу в
свой круг, и он сопровождал их повсюду. Шевалье де Грамон находил, что у
графа замечательные способности, и, по его словам, пожелал их развивать. Его
воспитание дало замечательные плоды!
Это было в пору "Кичливых", когда герцог де Бофор, "кузен шевалье де
Шарни", встал во главе их и рассчитывал взять бразды правления в свои руки.
Посетители буквально заполнили дворец Грамонов, ибо отец все еще колебался:
он никак не мог решиться, какую сторону принять, и долго взвешивал все за и
против. При дворе ему обещали множество всяких благ, перед которыми он был
не в силах устоять; "Кичливые" тоже сулили ему золотые горы. Нередко маршала
припирали к стене, и в таких случаях мы служили ему благовидным предлогом
для уверток.
- У меня дети, - говорил отец, - я должен подумать о них.
После этого он кланялся и поспешно уходил.
В это самое время приключилась небезызвестная история с любовными
письмами, которые были найдены у г-жи де Монбазон и которые она приписала
г-же де Лонгвиль.
Все пришли в волнение, никто не остался в стороне: мужчины вступились
за г-жу де Монбазон, женщины - за г-жу де Лонгвиль, которую ее мать, госпожа
принцесса, с неистовством защищала.
Все это я знаю лишь понаслышке: я была тогда слишком юная и слышала
порой какие-то разговоры, но ничего не сохранила в памяти. Вскоре я изложу
на нескольких страницах все то, что я помню о временах Фронды, а также опишу
сцены, которые я видела и в которых даже играла какую-то роль. Остальное
можно будет найти в трудах историков. К тому же я пишу не историю Франции, а
историю моей жизни. Когда интересы Франции будут переплетаться с моими
личными интересами, мне придется уделить им внимание - в противном случае я
предпочитаю обходить их молчанием. Какое мне теперь дело до событий того
времени, когда мне уже ни до чего нет дела! И все же, не будь я тогда
ребенком, я бы, подобно Мадемуазель, искала приключений. И ручаюсь, что я
заставила бы о себе говорить.
В конце концов, маршал принял решение: он встал на сторону двора.
Матушка способствовала этому своими постоянными просьбами и навязчивыми