"Александр Дюма. Княгиня Монако (Собрание сочинений, Том 57) " - читать интересную книгу автора

как и г-на де Сен-Мара, в доме моей матери; они вдвоем спустились в сад, где
гуляли мои братья и я. Увидев, как эта пара приближается, охваченная сильным
возбуждением, Гиш и Лувиньи убежали. Я же осталась в саду; влюбленные меня
не заметили, и я выслушала всю их беседу.
"Я уеду, - заявила мадемуазель де Шемро, - я уступаю вам место, чтобы
сделать вас счастливым. Меня гонит не король, меня гоните вы".
"Вы несправедливы и неблагодарны, мадемуазель; вы же видите, как я
удручен, и только усугубляете мое горе".
"А я повторяю, что отныне никто не будет стоять на вашем с принцессой
Марией де Гонзага пути. Вы вольны любить ее и волочиться за ней без всяких
помех. Бедный мотылек! Ты летишь на свет и сгораешь в огне, блеск твоих
золотых крылышек тебя погубит. Будущее отомстит за меня сполна!"
Господин Главный промолчал. Он попытался поцеловать руку своей
возлюбленной, но она отдернула ее надменным жестом; затем она утерла слезы с
глаз и направилась к дому. Он стал ее удерживать.
"Нет, нет, - возразила она, - это ничего не даст, прощайте. Вы меня не
любите, вы жертвуете мной в угоду собственному честолюбию и тщеславию; вы
предаете самые священные клятвы и поплатитесь за это, ибо вас обманывают и
вы обманываетесь сами. Оставайтесь же между королем и принцессой Марией,
служите им игрушкой и гоните прочь единственное любящее вас сердце,
единственную преданную душу, которая никогда вам не изменяла. Когда-нибудь
вы вспомните мои слова".
В самом деле, г-н де Сен-Map должен был запомнить эти слова. Я тоже их
запомнила. Будучи ребенком, я обратила их в забаву, то и дело предлагая
братьям и кузенам:
- Давайте играть в господина Главного и мадемуазель де Шемро.
И я снова и снова разыгрывала эту сцену.
Впоследствии она стала для меня уроком; еще позже она стала вызывать у
меня сожаления, поскольку ей суждено было обернуться против меня самой, -
все это мне довелось испытать.
За г-ном де Сен-Маром утвердилась незаслуженная слава героя. Мой отец
(а он хорошо разбирался в людях) дал ему следующую характеристику: "Майский
жук в сапогах и шляпе с перьями, вооруженный до зубов. От него много шуму,
но никакого толку, а скорее один лишь вред, если только его не раздавить
ногой".
Кардинал прислушивался к моему отцу, когда тот изъяснялся таким
образом; при этом Ришелье улыбался своей непостижимой улыбкой и, по-видимому
непроизвольно, постукивал ногой, что не ускользало от внимания окружающих.
С тек пор я никогда больше не видела г-на Главного. Двор отбыл на юг,
мои родители последовали туда же, а мы остались вместе с нашей гувернанткой
и слугами. К Гишу были приставлены два дворянина, один из которых учил его
обращению с оружием и верховой езде. Мы почти не видели брата. Лувиньи порой
сопровождал его в академию, а порой оставался дома со мной. Пажи, которых
маршал не забрал с собой, участвовали в его играх. Сестра в ту пору еще не
родилась.
Все в моей жизни предвещало необычную судьбу, что впервые проявилось,
когда мне едва исполнилось четыре года: со мной случилось странное
происшествие - смысл его я не в силах постичь до сих пор. Оно стало первым
звеном знакомства, которому, очевидно, суждено длиться, пока я жива;
обстоятельства эти даже мне представляются неразрешимой загадкой.