"Александр Дюма. Джузеппе Бальзамо (Записки врача, том 1)" - читать интересную книгу автора

- В галоп! - прокричал путешественник. - В галоп! Если посмеешь
ослушаться, я сверну шею тебе и твоим лошадям!
Кучер понимал, что это не пустая угроза; он принялся нахлестывать
лошадей с удвоенной энергией, и бешеная скачка продолжалась.
Можно было подумать, глядя со стороны на грохочущий экипаж с дымившей
трубой, слыша приглушенные крики, доносившиеся из кареты, что это мчится
дьявольская колесница, запряженная сказочными лошадьми, подгоняемыми
ураганом.
Не успели путешественники прийти в себя после пережитого волнения,
как столкнулись с другой опасностью. Туча летевшая, будто на крыльях, над
равниной, неслась столь ее стремительно, что и лошади. Время от времени
незнакомец задирал голову, и когда молния вспарывала тучу, на его лице при
свете вспышек можно было прочитать беспокойство, которое он не пытался
скрыть, так как был уверен, что никто, кроме Всевышнего, его не видит.
Едва карета достигла подножия горы, из-за внезапного перемещения воздушных
масс возникло два электрических разряда, которые разодрали тучу с ужасным
треском, сопровождавшимся громом и молнией. Лошадей словно охватил огонь,
сначала фиолетовый, затем зеленоватый, перешедший потом в белый. Лошади,
мчавшиеся сзади, взметнулись на дыбы, в воздухе запахло серой, впереди
лошади рухнули, будто под их копытами разверзлась земля. В тот же миг одна
из них, подхлестываемая форейтором, поднялась и, почувствовав, что ее
больше не сдерживают постромки, лопнувшие от сильного толчка, умчалась в
темноту, унося седока. Карета, проехав еще немного, остановилась,
натолкнувшись на труп убитой лошади.
Вся эта сцена сопровождалась душераздирающими воплями женщины,
сидевшей в карете.
Наступила минута крайнего замешательства, когда никто не мог бы
сказать, жив он еще или уже мертв. Путешественник поспешил ощупать себя.
Он был жив и здоров, дама лежала без сознания.
Путешественник догадывался, что с ней произошло, судя по глубокой
тишине, последовавшей за криками, только что доносившимися из кабриолета.
Однако он не бросился к ней немедленно на помощь, как того следовало
ожидать.
Спрыгнув на землю, он подбежал к арабскому красавцу скакуну, о
котором мы уже рассказывали. Конь был сильно напуган, напряжен, грива у
него ходила ходуном. Он дергал дверцу кареты, натягивая корду, которой был
привязан к ручке. После тщетных усилий освободиться, гордое животное
застыло, словно зачарованное бурей. Хозяин коня свистнул и ласково
погладил его, конь отпрянул и тревожно заржал, будто не узнавая его.
- А-а, опять эта проклятая лошадь, - проворчал надтреснутый голос из
глубины фургона, - будь она проклята, опять раскачивает карету!
Затем тот же голос, но значительно громче, закричал нетерпеливо и
угрожающе:
- Nhe goullac hogoud shaked, haffrit "Кому говорят, стой спокойно,
черт! (арабск.)"!
- He сердитесь на Джерида, учитель, - проговорил путешественник,
отвязывая коня и собираясь привязать его сзади кареты, - он испугался
только, да и было, по правде говоря, чего испугаться.
При этих словах путешественник открыл дверцу, откинул подножку и,
шагнув внутрь, захлопнул за собой дверь.