"Яцек Дукай. Ксаврас Выжрын" - читать интересную книгу автора

печальными карими глазами под бровями, похожими на два мазка японской
кисточки, которую окунули в очень густую тушь. Мужчина курил, и Смит
попросил дать сигарету и ему. Под нос ему сунули огромный, посеребренный
портсигар.
- Нужно привыкать. - Айен закашлялся. - Ведь вы ксендз?
- Ага. А вы, если не ошибаюсь, Айен Смит?
- Он же Яхим Вельцманн.
- Генек Шмига.
Ксендз пожал руку Смита, даже не повернувшись к нему, глядя прямо
перед собой, на долину, погруженную в солнечное сияние и тень.
Айен снял шлем и сунул его себе под мышку.
- Это все еще Зона, - сказал он, указывая рукой с сигаретой на городок
и костел.
- Зона, Зона. А вы знаете, что сам я ни разу в жизни, ни разу не
провел обычной мессы в обычном костеле? Иногда я прямо радуюсь этой войне.
Ведь ужасно, правда?
- Вы, пан ксендз, принадлежите к отряду Выжрына? Эта винтовка...
Шмига одарил Смита злым взглядом.
- Видел я, что вы там пускаете в своем телевизоре, - рявкнул он. Он
смахнул с окурка пепел, левую руку сунул в карман. - Неужели имам из Армии
Пророка или же ксендз из АСП, это одинаковые чудовища, с фанатизмом, черным
пламенем бьющим из их глаз? Как это понимать, черт возьми? Вы что, хотите
сделать из нас каких-то дикарей, скачущих под там-там вокруг костра?
- Вы, пан ксендз, как вижу, из тех, для которых терроризм и ислам -
это синонимы.
Шмига наморщил брови; Смит понял, что вновь неправильно рассчитал поле
поражения собственных слов.
- Я хотел сказать, - поправился он, - что для глядящих снаружи нет
особенной разницы, во имя чего появляются все эти кучи трупов. Коран,
Библия - какая разница, зло везде одно и то же.
Шмига помолчал.
- Только это видите, правильно? - буркнул он, хмурый, но и в то же
самое время чем-то развеселившийся. - Ну ладно. Снимайте себе, снимайте,
желаю хорошо повеселиться.
Он хотел уйти, но Смит схватил его за рукав.
- Так скажите же, пан ксендз.
- Что?
- Что угодно. Расскажите о себе. Пожалуйста.
Шмига глянул на шлем.
- Надеюсь, выключено?
- Конечно.
Солнце закатилось за горизонт. Ксендз отбросил окурок, уселся. Смит
присел рядом. Шлем он положил на траву.
- Нашел он меня через шайку карманников. Уже через пять лет. Как раз в
годовщину смерти моего отца, его сцапали прямо во время мессы, кто-то
проболтался. Мне было двадцать два года. Он говорил, что ему уже пора, что
его уже нащупывают, а проверяли они по списку старых холостяков; он же
начал обучать меня латыни. Специального решения не было; все пошло как-то
так... Это было какой-то формой сопротивления, точно так же, как написание
антирусских лозунгов на стенках или польские ругательства в темноте во