"Петр Иосифович Дубровин. Аннет (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Люрбаха, о странном кратере Гримальди, этой ямине которая становится тем
чернее, чем ярче солнце озаряет ее края, о безводных лунных морях и т.д. Я
говорил с увлечением, ведь все мое существо пело, да к тому же серебристый
голос радостно вторил моим речам:
- Вижу! Вон она, овальной формы, даже смахивает на яичко! Да, да! Рядом
две светлые точки! Знаешь, я даже вижу неровности по краям кратера!
Потом она примолкла, а я все говорил. Вдруг Аннет прошептала
по-французски:
- Она исчезла...
- Кто? - удивился я.
- Ну разумеется, Луна.
Я посмотрел в окуляр и, убедившись, что Луна уже давно уплыла из поля
зрения моего телескопа, недоуменно спросил:
- Да ведь она скрылась уже давно, почему ты не сказала мне о ее
бегстве, моя милая?
- Я заслушалась тебя, вот и забыла о ее присутствии, - простодушно
созналась она. Разговор все это время велся не по-русски ради маскировки
нашего "ты", которое не должно было коснуться чужих ушей. Я нагнулся и стал
корректировать трубу. Аннет сидела рядышком, ждала, когда снова можно будет
занять место у окуляра. Она была так близко, пушистые волосы щекотали мою
щеку. Волна весеннего хмеля хлынула мне в голову. Луны я уже не видел. Ее
рука легла на мое плечо. И повторилось то, что тогда произошло у камина,
только на этот раз она уже не старалась высвободиться из моих объятий...
Все, что тогда случилось, помнится мне, как сон. Но, клянусь, память
пощадила меня и опустила завесу на все детали, которые могли бы оскорбить
стыдливость воспоминания, внести в этот миг хоть каплю чувственности.
Прикосновения матери к телу ребенка не более чисты, чем то, как я прикасался
к моей подруге. Много лет спустя, став совсем взрослым, я понял, что в тот
час мне открылась великая истина: нет ничего общего между чувством и
чувственностью...
Очнулся я в глубине лоджии, там, куда нас бросила победившая сила. В
этот же вечер мы были разоблачены. Ее муж вернулся из клуба около половины
первого и сразу все понял. Она умела ему лгать, как всякая женщина, но мое
лицо было неопровержимой уликой. Никто не произнес ни единого слова, но нам
всем троим стало ясно все.
Я уходил. Аннет храбро сказала:
- Вера (горничная) уже спит. Я провожу вас, а то вы оступитесь на
темной лестнице, - и несмотря на косой взгляд мужа, пошла со мной.
Чувствовалось, что все происходящее - начало конца. С единственной мыслью,
что я, может быть, ее больше не увижу, я двинулся к выходу. На лестнице, в
темноте она взяла меня за руку, сжала ее, громко говоря со мной о чем-то на
"вы" ради уже тщетной маскировки. Пройдя так два марша, она чуть слышно
прошептала:
- Остановись!
Я замер. Она стояла ступенькой выше, наши головы оказались на одном
уровне. Запах "Пармской фиалки" вдруг с особенной силой дохнул мне в лицо. В
потемках, словно два лебединых крыла, мелькнули рукава ее пеньюара, руки
обвились вокруг моей шеи, и я на долю секунды еще раз почувствовал на губах
вкус ее губ.
- Иди, мой мальчик! - шепнула она. - Жди моего звонка. Не мешай мне