"Анастасия Дубинина. Сердце трубадура " - читать интересную книгу автора

переоденьтесь. Незачем смешить народ, вы рыцарь, а не какой-нибудь шут.
- Ступайте, да, Гийом, - благосклонно вмешалась и Серемонда, впервые в
жизни почему-то не боясь перебивать своего грозного супруга. Она была
баронесса, владелица замка, богатая и счастливая, гордая дама, любимая
красавица, за которую рыцарю не страшно умереть. Она была свободна. То ли
любовь дарует свободу, то ли понимание, сколь ты богат среди бедных, пусть
даже они об этом и не ведают... Впервые в жизни она стала свободна, и смех
ее - она понимала это сама - был смехом счастья.
(...Раймон! Ну до чего же
Я духом стал богат,
Вкусив любви услад!..)

Но в зале находился еще один человек, который это понимал. Слуга,
слегка согнувшись в поклоне, давно уже стоял за ее спиной с отчаянной
улыбкой; наконец он с горя тихо кашлянул, и Агнесса прикусила губу, опуская
пальцы в глиняную чашу, где поверх воды плавали розовые лепестки.

...Агнесса уехала наконец, проиграв свой спор, и хуже того - понимая,
что Гийом ей, кажется, все-таки на самом деле зачем-то нужен. Слова
"влюбиться" она себе еще не произнесла - для нее это было бы поражением;
однако воспоминание, как этот парень стоял в дурацком своем одеянье под
перекрещивающимися взглядами, вызывало у нее в голове не слово "позор", а
почему-то скорее уж "доблесть". Опускание Гийома в Агнессиных глазах,
задуманное ею в отмщение не поддающемуся на чары дуралею, обернулось
почему-то против нее самой. Хм! Вот назидание всем благородным юношам и
девицам: не расставляйте ловушек, можете в них попасться и сами... Агнесса
была как охотница, ненароком свалившаяся в волчью яму; а теперь и звать на
помощь как-то неловко, и сидеть в яме до смерти не хочется...
А в замке Кастель тоже наступили тяжелые времена. Сентябрь выдался
жаркий, как ему и подобает в предгорьях южных Пиренеев, однако в замке
что-то казалось холодновато. А все потому, что эн Раймон начал подозревать.

...Барон Кастель вовсе не был дураком. Общий, так сказать, удельный
вес его мозга, пожалуй, изрядно превышал Гийомовский; являлся барон и
хорошим стратегом, и недурным политиком, и хитрым его тоже можно было
назвать - в отличие от того же рыцаря из Кабестани, он умел притворяться. И
это просто пришло ему наказание судьбы, что его сумел одурачить такой
простак, как Гийом. Должно быть, Гийомова простота и помогла ему Раймона
одурачить: тот и помыслить не мог, что человек с лицом, на котором любая
его мысль просто-таки написана четкими буквами, может от него что-то
скрывать. Серемонду же он просто не считал за человека, и зная ее страх
перед ним, всегда считал, что уж жена-то ему во всем покорна, а иначе и
быть не может... Гийома же барон не ставил... не то что за человека - но за
равного: этого светловолосого мальца он знал еще ребенком, и для него за
последние пять лет в отношениях мало что изменилось. То, что этот Гийом,
приятный мальчик и преданный оруженосец, вырос из подростка в юношу, его
скорее забавляло, чем настораживало; как ни смешно, если бы не Серемонда,
так переместившая у Гийома в голове точку восприятия самого себя, двоих
мужчин и по сей день связывали бы очень взаимные, очень теплые чувства -
примерно как отца и сына. Ревновать барон де Кастель мог только к равному;