"Анастасия Дубинина. Сердце трубадура " - читать интересную книгу автора

когда ты оказываешься один в звенящей тишине, и хочется помотать головой и
быстро проснуться, а ты вместо этого стоишь и глупо, жалостно улыбаешься,
отказываясь верить, что сейчас-то все с тобой и случится...
- Донна, я давал слово быть вашим рыцарем! Но не шутом же! Одно дело -
рыцарская служба. А другое - такое... ну... издевательство! Неужели вам и в
самом деле будет в радость выставить меня на посмешище? Я, конечно, ваш
вассал навеки, но и сеньор должен защищать своих людей и щадить их
гордость, а не...
- Вот, значит, как, эн Гийом, - повторила Серемонда, у которой
стремительно уходила из-под ног земля. Вот оно и случилось, то, чего она
боялась все это время. Он уходит от нее, он не любит ее. Но это - только
причина держаться до последнего, и выпрямить спину, она - гордая дама, и
останется такой. Даже если будет умирать. - Значит, вот как вы цените мои
приказы. Хорош тот вассал, который идет в бой за своего господина только
тогда, когда ему это кажется безопасным!.. Даже и такую мелочь вы не хотите
для меня сделать. И ваша гордость вам дороже нашей любви. А слышали вы про
Пейре Видаля, про то, как он, влюбившись в даму по имени Лоба, Волчица,
бегал ради нее на четвереньках, в волчьей шкуре?.. Я же от вас и того не
требую, но теперь вижу, что была для вас всего лишь... (главное - не
расплакаться...) всего лишь забавой... И, коли так...
- Донна! Это кто же для кого - забава? По-моему, как раз наоборот...
- Молчите, когда я говорю с вами, вассал...
- Серемонда...
- Что... Гийом?..
- Но этот же опасно, - он остановился наконец в своем метании по кругу
и умоляюще смотрел на нее, сдвинув домиком свои светлые брови. И в этот миг
Серемонда отчетливо поняла, что может закричать на него, ударить, да хоть
убить - но прогнать от себя не сможет никогда. Это понимание собственной
слабости так подкосило ее, что она просто стояла с руками, опущенными вдоль
тела, и смотрела, и не могла ничего отвечать.
- Это опасно. И не только для меня. Даже если б весь мир назвал меня
трусом, - (Гийом успел сказать это слово первый, не дожидаясь, пока оно
прозвучит из чужих уст) - я все равно не решился подвергать вашу жизнь
опасности... Ведь тогда вся наша любовь сделается очевидной. Только слепой
не поймет, что происходит, когда я явлюсь... перед всеми... перед
Раймоном - в таком виде!.. Если уж признаваться во всем - позвольте мне это
сделать иначе, как рыцарю перед господином, и тогда, может быть, пострадаю
только я один...
Поток Гийомова красноречия наконец иссяк. Да, порка и тогда оказалась
менее страшной, чем ее унизительное ожидание; ну, больно, зато недолго. Ну,
не можешь потом сидеть какое-то время, ну, стараешься не орать под розгой
(и все равно орешь, потому что порол брат Аврелий очень сильно...) Что-то
вроде этого сейчас делала и Серемонда своим взглядом. Он смотрел на нее,
теряясь, умирая, и ее очень грустный, очень спокойный взгляд - взгляд
старшей, всепонимающей - продирал его до костей, острой жалостью обращая
все мозги в жидкую кашицу.
- Что же, Гийом... Наверное, вы правы. Это и в самом деле... глупость,
пустая прихоть. Просто мы... поспорили о вас с сестрой, и... этого не
должно было делать, это нехорошо - разыгрывать вашу любовь, как в тавлеи.
Делайте, как... как хотите. (Только не уходи, не уходи, ради Господа...