"Антон Дубинин. Катарское сокровище" - читать интересную книгу автора

Гальярда усугублялась тем, что проповедником на этот раз назначили именно
его, а брат Рожер был просто его "социем", товарищем и помощником, младшим,
несмотря на старшинство по годам и по сроку жизни в Ордене. Спокойное
смирение этого человека заставляло Гальярда все свое первое назначение
чувствовать себя неисправимым грешником, человеком ни на что не годным. И не
украшали его жизни красноречивые, заранее заготовленные проповеди,
произносимые почти пустым лавкам, на которых кое-где белели старушечьи
платочки, да порой забегал с улицы кто-нибудь из играющих детей.
Остаток времени поглотили реестры. Магистрат без особой охоты, но
все-таки поделился с ними деревенской переписью, и брат Гальярд с
облегчением узнал, что действительно оба кандидата на сожжение - одна
женщина-"совершенная" и замешанный в убийстве местный дворянин, принявший
"консоламентум" перед смертью - уже несколько лет как покоятся на кордесском
кладбище. Исполненный околосмертной решимости, брат Гальярд потребовал у
трех деревенских консулов дать им людей для эксгумации еретиков и сожжения
останков. Глава магистрата, молодой еще мужичина с бритым по-городскому
подбородком, сощурил на монаха глаза, как на ядовитую змею.
- Это мудреное слово значит, что вы, господа мои... отцы, собираетесь
наших покойников выкапывать?
- Именно так, любезный, - внутренне трясясь от подлого страха и гнева,
ответствовал брат Гальярд со всей возможной холодностью. Магистрат заседал
как раз в доме этого бритого; трое деревенских глав сидели на лавках,
расставленных полукругом, как для монашеского капитула, а двое доминиканцев,
которым никто не предложил стульев, стояли перед ними на манер подсудимых,
спинами к открытой двери. За дверью уже чувствовалось какое-то шевеление,
шорох голосов. Любопытные стекались посмотреть, как Кордес в лице своих,
прости Господи, консулов отошьет проклятущих инквизиторов.
- Нет уж, простите, мы, честные миряне, таких дел не понимаем, -
открыто смеясь Гальярду в гневные глаза, сообщил староста. - Есть у нас пара
людей, чтобы мирские дела улаживать - да их, как назло, как раз эту неделю в
город на заработки потянуло. Хотите, спрашивайте у отца кюре: может, он вам
своего звонаря одолжит, могилы-то разрывать. Только если тот сам в могилу
свалится и шею невзначай свернет - вы не обессудьте, отцы вы наши: старику
уже восьмой десяток пошел!
За дверью кто-то засмеялся. Брата Гальярда прошиб холодный пот. Так вот
как это бывает... Случалось ли с вами, отец Гильем, когда-нибудь то же
самое? Я не могу быть инквизитором, подумал брат Гальярд во внезапном
озарении. Брат Рожер может, а я не могу. Ведь еще немного, и я возненавижу
этих людей.
- Хорошо, - спокойно продолжил он, не сводя глаз с бритого лица,
красивого, нормального человеческого лица, однако казавшегося ему сейчас
похожим на кабанье рыло. - Я верю, что у вас нет людей для содействия
инквизиции. Ведь вы прекрасно знаете, что отказавший в помощи инквизитору
при исполнении обязанностей подлежит отлучению.
- Разумеется, знаю, дорогой мой господин и отец. Разве я мог бы устоять
перед... такой ужасной угрозой? Но видит Бог, у меня нету ни одного
человека, я бы и сам готов был вам помочь, собственными руками - только вот
ужасно болею поясницей.
Староста похлопал себя по крутому боку, все так же улыбаясь и ни на миг
не собираясь проигрывать в поединке воль. Вокруг него была его деревня.