"Дафна Дю Морье. Стеклодувы" - читать интересную книгу автора

открытыми глазами, не предаваясь пустым мечтам о легкой жизни. Я не
собираюсь сидеть, сложа руки, и ждать, чтобы мне прислуживали. Матюрен уже
разуверил меня на этот счет".
И все-таки, когда она стояла в тот день, восемнадцатого сентября тысяча
семьсот сорок седьмого года, рядом с женихом в церкви родной деревни
Сен-Кристоф в Турени и смотрела сначала на собственных своих родных - на
богатого дядюшку Жорже и другого дядю - адвоката Тези, на своего отца в
форменном мундире бейлифа, - а потом переводила взгляд в другую сторону,
туда, где стояли родственники жениха вместе с рабочими и их женами, которые
бросали на нее подозрительные, чуть ли не враждебные взгляды, в ее душе, как
она рассказывала впоследствии нам, детям, возникли сомнения; она
отказывалась назвать их страхом.
"Я испытывала такое же чувство, - говорила она, - какое должен
испытывать белый человек, стоя в окружении американских индейцев и зная, что
едва зайдет солнце, ему предстоит войти в их лагерь, с тем чтобы никогда
больше не возвращаться назад".
На рабочих-стеклоделах не было, конечно, боевой раскраски, однако их
черные блузы и панталоны, а также плоские черные шляпы, которые все они
надевали по праздникам, резко отделяли их от родни моей матери, придавая им
вид членов какой-то религиозной секты.
Так же особняком держались они и позже, во время свадебного завтрака,
который, в силу того, что Пьер Лабе занимал весьма высокое положение в
Сен-Кристофе, был достаточно значительным событием, и в нем принимала
участие чуть ли не вся округа. Они стояли в стороне, сбившись в кучку;
гордость не позволяла им перекинуться шуткой с другими гостями или сказать
им что-нибудь приятное, поэтому они разговаривали, шутили и смеялись
исключительно между собой, создавая немалый шум.
Единственный человек, который чувствовал себя совершенно свободно, был
мсье Боссар, хозяин, у которого работал мой отец. Но ведь он был, во-первых,
дворянином по рождению, а во-вторых, ему, кроме Брюлонери, принадлежали еще
три-четыре стекловарни, и, согласившись присутствовать на свадьбе, он оказал
моему отцу великую честь. Он это сделал потому, что высоко ценил своего
мастера и обещал через год-другой сделать его управляющим Брюлонери.
Свадьба состоялась в полдень, так что счастливая чета, а также
сопровождавший их кортеж прибыли к месту назначения - в противоположном
конце Вандома - еще до полуночи. После того, как был произнесен последний
тост, моей матери пришлось снять изящный подвенечный наряд, переодеться в
дорожное платье и занять место, вместе с остальными, в одном из тех
фургонов, в которых прибыли гости, чтобы отправиться в свой новый дом в
лесах Фретваля. Господин Броссар с ними не поехал, его путь лежал в
противоположном направлении. Мой отец Матюрен и моя мать Магдалена, а также
его сестра Франсуаза со своим мужем Луи Демере - он тоже был
мастер-стеклодел - уселись впереди, рядом с кучером, а на задних скамьях,
строго по старшинству, разместились мастера со своими женами: стеклодувы,
плавильщики и флюсовщики; кочегары и сушильщики поместились по втором
фургоне, а третий заполнили подмастерья под началом брата моего отца,
Мишеля.
Всю первую половину пути, рассказывала моя мать, она слушала пение, ибо
все стеклоделы были, в какой-то степени, музыкантами: они играли на разных
инструментах, у них были свои собственные песни, относящиеся к их ремеслу.