"Дафна Дю Морье. Яблоня" - читать интересную книгу автора

безделушки? И главное - к чему натирать до блеска, буквально вылизывать не
только полы во всем доме, но даже деревянные панели в длиннющем верхнем
коридоре - уж по стенкам-то никто не ходит? Он видеть не мог, как Мидж и
приходящая прислуга часами ползают там на коленках, словно рабы из
незапамятных времен.
Мидж взглянула на него с недоумением.
- Ты же первый начнешь возмущаться, если в доме будет беспорядок, -
сказала она. - Самому будет противно жить в свинарнике. Ты ведь у нас привык
к удобствам.
Так они и жили - словно в разных мирах, без всяких точек
соприкосновения. Всегда ли было так? Он уже и не помнил. Поженились они
почти двадцать пять лет назад - и сейчас были просто два чужих человека, по
привычке жившие под одной крышей.
Пока он ежедневно ездил на службу, он как-то этого не чувствовал, не
замечал. Домой он приезжал в основном поесть и поспать, а назавтра
спозаранку садился в поезд и снова ехал в город. Но когда он вышел на
пенсию, его внимание поневоле сосредоточилось на жене, и с каждым днем его
все сильнее задевало и раздражало ее всегдашнее недовольство, молчаливое
неодобрение.
Особенно сильно он стал ощущать это в последний год ее жизни. Это
чувство угнетало его до такой степени, что он вынужден был пускаться на
всевозможные ухищрения, лишь бы не оставаться с ней один на один; поэтому он
выдумывал, будто ему срочно надо в Лондон - постричься или запломбировать
зуб, или что какой- нибудь из бывших сослуживцев пригласил его вместе
пообедать, а на самом деле он просто заезжал к себе в клуб и сидел там,
глядя в окно, в тишине и покое.
Болезнь, которая свела ее в могилу, была, по счастью, недолгой. Сначала
грипп, потом осложнение на легкие - и через неделю ее не стало. Он даже не
успел понять, как это все произошло, знал только, что она, как всегда, была
вымотана, измучена, подхватила простуду и с обычным упрямством переносила ее
на ногах. Как-то раз, уже после того как она заболела, он съездил в Лондон и
по дороге завернул в кино, где очень приятно провел время в теплом и уютном
зале, среди веселых, дружелюбных людей - это было в середине декабря; погода
стояла холодная и ветреная, - и когда он поздним вечером вернулся домой, то
застал жену в подвале: она шуровала кочергой в топке, вороша уголь, который
не хотел разгораться. На звук его шагов она подняла голову, и он увидел ее
лицо - бледное, изможденное, осунувшееся.
- Господи, Мидж, что это ты делаешь? - спросил он.
- Что-то с топкой, - сказала она. - Целый день с ней бьюсь: гаснет, и
все тут. Как хочешь, надо завтра вызывать рабочих. Самой мне с этим не
управиться.
Щека у нее была перепачкана углем. Она уронила на пол кочергу,
закашлялась и тут же поморщилась от боли.
- Ты должна лечь в постель, - сказал он. - Чертовщина какая-то! Что
тебе так далась эта топка?
- Я думала, ты вернешься пораньше, - сказала она, - что-нибудь
сообразишь, придумаешь. На улице весь день ужасный холод. И какие только
дела у тебя могут быть в Лондоне, не понимаю.
Она стала медленно подниматься по лестнице и, дойдя до верху,
остановилась, бессильно опустив плечи и устало прикрыв глаза; он заметил,