"Юрий Дружников. В гостях у Сталина без его приглашения" - читать интересную книгу автора

Про "внизу" не упоминает. Никто, разумеется, и не спрашивает. Теперь мы
знаем, что он любил вестерны и фильмы Чаплина, которые смотрел по ночам. А
больше всего любил ленты про самого себя, которые сегодня можно было бы
объять общим названием "Явление Сталина народу". Мифы о нем сочинялись под
его собственным неослабным контролем.
Нас вводят в комнату метров двадцати, почти без мебели, если не считать
большого овального стола посередине и дивана.
- На столе вы видите газеты за первые дни марта, - говорит наша
гидша. - Сюда приносили по утрам почту, и он сам просматривал. Вы видите
письма трудящихся о беззаветной любви к своему вождю и учителю. Эти газеты и
письма товарищ Сталин прочитать не успел...
Ну, разумеется, письма о любви. О преданности. О готовности отдать за
него жизнь. Письма с мольбами и горем текли по другой реке. Лишь чистый
ручеек ответвлялся в эту обитель.
Возвращаемся в коридор. Обыкновенная, хотя по площади и огромная
квартира. Проходим в так называемую столовую. В Москве в те времена были
лучше, красивее, - у академиков, народных артистов, лауреатов Сталинских
премий. Сам раздатчик премий жил скромно. Тут сервант светлого дерева,
недорогой. В нем обыкновенная посуда. Посередине, под матерчатым с кистями
оранжевым абажуром, стол. Диван с круглыми валиками и высокой спинкой.
Окостеневшая мода тридцатых годов. На столе ваза с яблоками. На серванте
открытая бутылка "Боржоми", стакан. Холодильник - не очень большой,
знакомой формы, один из первых советских. Невысокий книжный шкаф.
За стеклянными дверцами сочинения: конечно, Маркс и Энгельс, Ленин. Для
примера открыты книги. В них ученические подчеркивания цветными карандашами
заученных всеми со школы цитат. Неужели сам подчеркивал? А может,
подчеркнули "для музея"?
- Здесь он обедал, - поясняет экскурсовод.
На самом деле, как выяснится позже, чаще всего не здесь. Кстати, кухня
не в доме. Еще выходя из березовой рощи, экскурсовод обратила внимание на
длинный крытый переход, соединяющий дом с флигелем. Там была кухня и
столовая для челяди: шоферов, охраны, официанток, садовников, поваров,
генералов охраны, комендантов имения. Хозяин не любил кухонных запахов,
объяснили нам тогда. Напоминали они ему о детстве с матерью-кухаркой,
которое он не хотел вспоминать? Или так построили для отдаления прислуги,
для его privacy (слова такого нет в русском языке)?
- В доме было заведено, что подавальщица, которая приносила еду,
сперва пробовала каждое блюдо...
Экскурсовод вдруг выговаривает это, оставив без объяснения, и сразу
ведет из гостиной налево, в зал, который никак не вяжется с небольшой
квартирой. Скромность хозяина несколько гипертрофируется. Зал длиной метров
тридцать. Овальный противоположный конец, как в дворянских особняках
позапрошлого века. Много одинаковых окон, плотно задраенных тяжелыми белыми
гардинами, собирающимися на шнурах вверх, такими же, как во всех важных
учреждениях центра Москвы.
Нижняя часть стен метра на полтора от пола коричневая, отделанная
карельской березой, что выглядит довольно казенно. Под окнами батареи
электрического отопления, укрытые решетками из такой же березы. В
промежутках между окнами висят портреты. Это члены Политбюро: Маленков,
Булганин, Каганович, Микоян, Ворошилов, Молотов, Хрущев.