"Юрий Дружников. Тридцатое февраля" - читать интересную книгу автора

Шофер еще выматерился, вскарабкался на подножку, остервенело захлопнул
дверцу и газанул, обдав Кравчука брызгами мокрого снега и гарью из огромной
выхлопной трубы.
Чтобы очухаться, Альберт постоял на краю тротуара, облокотясь о
фонарный столб. Отдышался немного, ощущая легкий озноб от сырого воздуха.
Хороший человек этот шоферюга, ласковый. Мог бы сплющить - Кравчук и
пикнуть бы не успел, не то что сказать последнее слово. С клоунадой не
вышло, зато живой. Хорошо, что не наоборот.
Остальной путь Альберт проделывал, сосредоточенно глядя налево, направо
и даже вперед.
Он долго вставлял ключ в прорезь замка. Евгения приходит раньше, слышит
эту возню и сама бежит открывать: "Режь хлеб, все готово!.."
Никто ему не открыл. В коридоре было темно, у соседей тихо. Не
раздеваясь, следя по полу своими туристическими ботинками на рифленой
подошве, в которую забился снег, Альберт прошел в комнату и зажег свет. На
диване валялись Евгеньины кофточки, которые она давно не носила, на полу -
мятые газеты. На столе - гора немытой, засохшей посуды.
Он сгреб со стола в ладонь хлебные крошки, отправил их в рот и
обнаружил записку, прижатую пустой сахарницей. Запотевшие очки, протертые
пальцами, приблизились к листку:
"Я ушла. Больше откладывать не могу. Зою забрала мама. Посуду мой сам!"
Не снимая ботинок, он прилег на диванчик, закрыл глаза.
Вообще-то следовало ожидать, что это рано или поздно произойдет. Давно
шло к этому. Теперь он будет жить один и следить мокрыми рифлеными
подошвами, где хочет. Посуду он вообще выкинет, в кухню из комнаты будет
ходить по канату. Завтра приведет после работы Камилю. Потом любовницы
станут приходить вечером, и он будет проверять, умеют ли они что-нибудь
делать на канате. На канате этого еще никто не пробовал. Можно сказать,
открытие в сексологии.
Сколько он пролежал в темноте, неизвестно. В дверь звонили. Открыл не
он, а соседка, не известно откуда объявившаяся после долгого отсутствия.
- Ты оглох? Возьми сумку, еле донесла. И чемодан возьми.
Евгения сняла вязаную шапочку и отряхнула ее от снега. У нее были
ключи, но она хотела, чтобы Альберт ей открыл.
- В химчистке очередь жуткая. А все равно самообслуживание дешевле.
Целый чемодан перечистила. Посуду вымыл? Так и знала!.. Неужели жрать не
хочешь? Что у тебя с пальто? Надо было вчера упасть, сегодня бы заодно
вычистила...
Кравчук понес на кухню грязную посуду. Думал: спросит Евгения про
студию клоунады или нет? Она болтала без умолку про Зойку, которую мать
забрала к себе на ночь, про свою сослуживицу Татьяну, которой упорно не
везет: никак не может забеременеть. И Валентине не везет - опять беременна.
Потом пошли рассказы про новые объявления об обменах, но для нас ничего
подходящего: все варианты с доплатой между строк. Евгения спросила даже
насчет перерасхода сальников. А про клоунаду - ни-ни.
И все-таки Кравчук пришел к выводу, что она его любит. Он вспомнил
недавно прочитанную статью. Социолог утверждал, что самые прочные семьи те,
что находятся на грани развода. Так что, ссорясь, Евгения инстинктивно
укрепляла их брак.
- Жень, - сказал он, - знаешь, о чем я думал?