"Владимир Николаевич Дружинин. Два и две семерки " - читать интересную книгу автора "Сам пью, а непьющих уважаю", - пробасил Лапоногов, и футболисты,
высокие с густыми бачками на белых, припудренных щеках, перестали обращать внимание на Валентина. У каждого повисла на плече девица; одну, круглолицую, курносую, в красной прозрачной блузке, лопавшейся на мощной груди, Лапоногов звал Настькой, а прочие - Нелли. Имя второй девицы, очень тощей, длинноносой, с острыми плечами, в лиловом платье с кружевами, Валентин боялся произнести, чтобы не рассмеяться, - очень уж не шло к ней. Диана! Он дивился, как привычно и помногу пьют девицы. При этом Диана нюхала корку черного хлеба - совсем по-мужски. Они как будто и не пьянели, только разговаривали все громче. "Дианка! - кричала Нелли, - тебе привет, знаешь, от кого? От Леонардика!" Давясь от восхищения, она продолжала: "Я, - говорит, - ей из Роттердама привезу чего-нибудь. Она вери гуд лэди, - слышишь! У нее фигура модная". Польщенная Диана хихикала, спрашивала: "А как твой штурман?" Валентин иногда чувствовал прикосновение ее сухого локтя. Забавно, - неужели мода распространяется и на женские фигуры! Он спросил Диану, знают ли она и Нелли английский. "Слышишь, Нелли! - крикнула Диана. - Знаем ли мы с тобой английский? Еще как, - верно, Нелли! На пятерку, - верно? Как англичанки!" Она явно издевалась над Валентином, но он уловил это не сразу и сказал, что очень хотел бы хорошо знать английский, прочесть в подлиннике Хемингуэя. "Старик и рыба", - молвил один из футболистов. "Старик и море", - поправил Валентин. Футболист нахмурился, но тут опять вмешался Лапоногов. "Где море, там и рыба", - сказал он примиряюще. "Поверьте старому рыбаку". "Ты-то рыба-ак!" - протянула Нелли и подмигнула. Валентин умолк; он не пытался больше примкнуть к беседе за столом, странной беседе, пересыпанной энергично, что Диана бросила ему: "Поправляйтесь" - а футболист - тот, что спутал название повести Хемингуэя - оглушительно захохотал. Ждали еще одну пару. Хозяйка дома, полная, немолодая женщина, масляно поглядывавшая на Лапоногова, уже который раз возглашала: "Опаздывают, разбойники! Заставим выпить штрафную!" Гета поразила его сразу. Смуглая, с нерусским разрезом глаз, вся в сиянии пышного серебристого платья, она вошла сюда - в эту обыкновенную комнату, к столу с пятнами вина на скатерти, к блюдам с растерзанной телятиной, к уродливо вспоротым консервным банкам, - вошла как создание из иного мира. Она села рядом. Руки его дрожали, когда он робко накладывал ей закуски. Он стеснялся смотреть на нее в упор и поэтому не поднимал глаз; правая щека его горела. "А вина!" - услышал он. Смущение душило его. Он протянул руку к водке и отдернул, - не станет она пить водку. "Я пью сухое", - услышал он тот же голос, ее голос. Девицы фыркнули. Он вдруг позабыл, какие вина сухие. Спасибо Хайдукову, - пододвинул через стол, почти к самому прибору Валентина бутылку "Саперави". - А вы? - спросила она. Только тут он осмелился взглянуть на нее, - и вид у него наверно был жалкий, нелепый. Смысл ее слов доходил медленно. - У вас же пустая рюмка, - сказала она, с ноткой нетерпения. Диана и Нелли по-прежнему хвастались своими победами, Лапоногов смешил хозяйку анекдотами, Хайдуков возглашал тосты и иногда окликал Валентина, но напрасно, - Валентин не понимал его. Напротив сел спутник Геты. Валентин |
|
|