"Владимир Николаевич Дружинин. Два и две семерки " - читать интересную книгу автора

он хитер и опасен. В самом деле, какая дьявольская изобретательность! Быть
невидимкой, быть неуловимой угрозой! Кажется, о чем-то в этом роде Валентин
слышал раньше. Ну да, ведь точно так ведут себя главари гангстеров в
Америке, загадочные для рядовых членов банды...
Страх держал Валентина на чердаке всю ночь и весь день, до вечера.
Выгнал его голод.
В закусочной, у вокзала, наскоро поел, - захотелось спать. На вокзале
отыскал свободную скамейку, лег, положив под голову пиджак. Прибывали и
уносились поезда, о них сообщал репродуктор - голосом очень озабоченной
девушки, боящейся, как бы кто-нибудь не опоздал уехать или встретить друзей.
Голосом, который не имел, не мог иметь никакого отношения к нему -
Валентину. Он сознавал, что не уедет, не покинет этот город.
Что бы ни было впереди - месть Форда или тюрьма, - судьба решится
здесь. Еще один день скитаний, "Франкония" отчалит, "старший" уберется из
города... Тогда легче будет сделать необходимое, неизбежное. По крайней
мере, не настигнет его на пути удар ножом в спину...
"Трагическая гибель"... "Убитый был найден в нескольких шагах от
отделения милиции, куда он направлялся с повинной", - мысленно читает
Валентин газетную заметку. "При нем обнаружен пакет..."
Нет, нет!.. Он хочет жить, учиться... А может быть, его простят?
Утром он все-таки подошел к кассе и взял билет. Не в Муром, к родным, а
на пригородный поезд. Вылез в дачном поселке, - тишина, заколоченные дома.
Кое-где столбы дыма, - жгут сухие листья. Страх погнал дальше от людей, в
лес.
Жаль, нечем надрезать кору березы. Подставить бы ладонь, выпить сока, -
как в детстве...
Он переносился в Муром, видел мать, пытался рассказать ей все... Про
Лапоногова, про вещи и нечестные деньги, про Гету. Как далека Гета от этой
грязи, и, однако, если бы не она...
Началось все недавно, месяца три назад, - и вместе тем очень-очень
давно, когда он был свободен от стыда, от страха. Счастливая пора, - теперь
она лишь уголок в памяти, драгоценный уголок, словно освещенный незаходящим
солнцем. Как детство...
В столовой института он столкнулся с Хайдуковым. Дружбы между ними не
было - ну, земляки, ну, немного знали друг друга в Муроме. Хайдуков к тому
же старше, - он на третьем курсе.
"Хочешь подрыгать ногами?" - спросил Хайдуков, подразумевая танцы, и
дал адрес. Валентин спросил, кто еще будет. "Лапоногов - наш лаборант, -
ответил Хайдуков, - два футболиста, еще кто-то и девочки".
Валентина влекло к новым людям. Большой город вселил в него томящее
предвкушение новых встреч, "бессонницу сердца", как сказал один, когда-то
читанный поэт. Эти слова Валентин внес в свой дневник и утром, за чаем,
прочел вслух Вадиму. "Что-то заумное", - фыркнул Вадим.
Лапоногов сперва понравился Валентину. "Не принимает душа у человека, и
не надо, неволить грех", - это было первое, что он услышал от лаборанта,
кряжистого парня в плотном, грубошерстном пиджаке и в низеньких долгоносых
сапожках, долгоносых, как у деревенского щеголя. Футболисты сурово и молча
наливали Валентину водку: он выпил стопку, чтобы не отстать от других,
второпях забыл закусить, пригубил вторую и закашлялся. Хорошо, Лапоногов
выручил. Валентин благодарно улыбнулся ему.