"Владимир Николаевич Дружинин. Завтра будет поздно " - читать интересную книгу автора

В темноте за дверью натыкаюсь на гладкую, чуть изогнутую рукоятку.
Топор! Держись, Коля! Сейчас! Потерпи еще немного, еще чуть-чуть! На пустыре
все неистовей пляшут отсветы пожара, их ощущаешь почти физически. Мотор
звуковки работает, фары ее зажжены, они режут дым, как два клинка... Значит,
Колька еще дышит там. Но чем он дышит? Как можно дышать там, в костре?
Колька упрям. Я знаю, он не выпустит баранку. Задохнется, но не
выпустит.
Меня нагоняет Рыжов. У него лопата. Сейчас мы живо взломаем лед. Еще
минута... Нет, меньше - полминуты.
Только, один раз ударил я, давясь от дыма, по ненавистному панцирю
льда. Клаксон звуковки взревел, и мы отпрянули. Разбежавшись, насколько
позволяло тесное пространство, машина одолела порог, свет фар стал ярче, еще
ярче и, наконец, ослепил нас, глянул нам прямо в лицо, в упор.
Вероятно, от жары лед обтаял и выпустил звуковку из плена. Но это мы
сообразили после. Лишь одна мысль жила во мне, когда звуковка вышла из огня:
Колька выдержал. И машина спасена.
Коля вылез, хотел что-то сказать, но закашлялся и припал к радиатору.
Он кашлял долго, очень долго, и мы ждали. На пожар сбежались еще люди:
и все смотрели на Колю и ждали.
Наконец он выпрямился.
- Порядок, - сказал он тихо, обошел машину кругом и сел на ступеньку.
У сарая хлопотали солдаты. Но они сбежались слишком поздно, чтобы
отстоять хлипкое, на время сколоченное сооружение. Крыша уже обвалилась,
стену проело огнем насквозь.
Мы отвели Колю в дом.
- Лежи, - сказал я.
- А кто же вас в Славянку повезет? - Он порывался встать и надсадно
кашлял. - Нельзя лежать. Вам же ехать, товарищ лейтенант.
- Есть "виллис", - сказал я.
- Плохо, - сетовал Коля. - Нет, я встану.
Гонять звуковку так далеко все равно не имело смысла, но Коля не хотел
этого понять, ему было обидно, что я поеду в другой машине, в "чужой".
Зенитки будто взбесились. Под их неистовый перестук, невольно
пригибаясь, я побежал к "виллису".
Часа три спустя я слез у ворот лагеря.
Обер-лейтенант Эрвин Фюрст внешне не изменился, он производил все то же
впечатление: манекен в форме. Ворот кителя туго стягивал плотную шею.
Листая письма, он тяжело дышал.
- Да, Ламберт, - сказал он сипло. - Солдат Клаус Ламберт из Страсбурга.
- Вы знали убитого?
- О да, знал. Странно, почему вы, советский офицер, интересуетесь
судьбой немца?..
Я ответил:
- Не все немцы - наши враги.
За перегородкой, как и в тот раз, играли в карты. "Ваш ход, господин
полковник!" - донеслось оттуда. "Все те же", - подумал я.
Время неодинаково для всех. Есть время победителей, стремительное, как
танковый удар, и время побежденных. Мы много испытали, мы знаем, как тяжело
время в отступлении, как томит время в окопах и блиндажах обороны, но не нам
досталось время побежденных, эта пытка временем.