"Владимир Николаевич Дружинин. Завтра будет поздно " - читать интересную книгу автора

таким Фюрстом, как это делал я...
Лобода часто наезжал в лагерь для пленных "повоевать", то есть
поспорить с пленными.
- Предположим, он назовет вам фамилию убитого. Дальше что? - кипел
майор, бросая на меня свирепые взгляды. - Все одним махом хотите, да? И
наломаете дров.
Он отвернулся к оконцу и вдруг запел.
- "На земле-е весь род людской", - проревел он так, что задребезжало
стекло, и умолк, погрузившись в размышления. Дальше первой фразы арии он
обычно не шел в таких случаях. Пение означало: Лободе надо побыть одному.
Я вышел из машины.
Коля накачивал шину. Чудно действует на меня его пухлое "мальчишеское
лицо: огорчения переносить как-то легче. Но сейчас он расстроен. Награждение
Короткова, его сверстника и приятеля, мучает Колю.
- Товарищ лейтенант! - услышал я. - Васька-то Коротков, а?
- Орден, - кивнул я. - Знаю.
- У меня тоже свой нерв, - вздохнул Коля. - Меня в автороту зовут. Тут
не езда. Капитан Шабуров говорит: мы гастролыцики, артисты. Верно, нет? А
таким дают в последнюю очередь. Чувствуете?
- Брось, Коля, - начал я и кинулся к машине: майор стучал мне в окно.
- Что он там насчет Шабурова? - спросил майор. Я объяснил.
- Вот, вот! Две башки надо иметь с вами. - Большие карие глаза под
чернью бровей искрились. - Поедешь в Славянку, в лагерь, где Фюрст. Но
сперва...
Повеселевший, полный радости открывателя, он почти пропел мне свой
план.


5

Я держал путь на Колпино, где наша база, а затем уже в Славянку.
Когда на равнине показался город, в мозгу возникло слово "Кольпино".
Так называли его все пленные немцы. "Эмга" вместо Мга, "Кольпино". Издали
город кажется живым, нетронутым. Мираж длится недолго. Это не дома, одни
стены в багровой оспе выбоин. Скорбный, черный от гари снег.
"Кольпино"... Они исковеркали город и его русское имя.
Сыпали бомбы, обдавали шрапнелью. "Кольпино" - это пуля в рикошете,
лязг мятого железа, скрип двери, обыкновенной квартирной двери с голубым
ящиком для почты, распахнувшейся там, наверху, на высоте четвертого этажа.
Дверь скрипит над провалом, над грудами кирпичей, она как будто зовет
жильцов, которые никогда не придут...
"Контора жакта" - написано на табличке у входа.
Волна табачного дыма накатилась на меня, как только я открыл дверь. В
тесной комнатенке, у окна, курит и стучит на трофейной "эрике" с латинским
шрифтом Юлия Павловна.
- Вы потрясли немцев, - говорю я. - Небесная фрау! До сих пор вас не
забыли. Только что видел двух перебежчиков.
И про Фюрста я рассказал ей, и про Гушти.
- Шура, вы золото - воскликнула она. - Kolossal! Прелестно! Machen Sie
keine Sorgen{6}, он от нас не уйдет.