"Владимир Николаевич Дружинин. Завтра будет поздно " - читать интересную книгу автора

спросил его, откуда он родом, в какой части служил.
- Я эльзасец, - ответил Гушти. - Трофейный немец! Второй сорт. - Он
притворно вздохнул.
Стукнула дверь. Гушти согнал с лица улыбку и рывком, едва не
подпрыгнув, встал по стойке "смирно". Вошел капитан Бомзе из разведотдела.
- Вольно, Гушти! - сказал он по-немецки, смеясь. Немец выглядел
уморительно - толстый, низенький, в нарочито бравой позе.
- Вы знакомы? - спросил я.
- Отчасти, - ответил Бомзе. - Полезный тип. Что он вам травит?
До войны Бомзе служил в торговом флоте, усвоил морские словечки. Даже
стоя на месте, он чуть покачивался, словно на палубе в ветреную погоду. Во
время боя его место на раций. Никто, как Бомзе, не умеет перехватить и
расшифровать вражескую депешу, а вмешаться в разговор радистов,
притворившись немцем, - на это способен один Бомзе.
- Я забираю Гушти, - заявил он. - Айда, подвезу вас до КП.
Выяснилось, что Гушти служил чертежником в тылу, около Пскова, в штабе
армейской группы. На передовую попал совсем недавно, в наказание: осмелился
передразнить майора. В плену на первом же допросе Гушти вызвался нарисовать
план оборонительной линии немцев. Уверяет, что память у него великолепная,
укажет все точно: окопы, доты и дзоты, минные поля.
То, что гитлеровцы предвидели наше наступление и загодя начали строить
оборону в тылу, - для нас не новость. Разведка по крупицам собирает данные о
рубежах врага, и каждая новая деталь, разумеется, драгоценна.
Что ж, пусть Гушти чертит. Он уже помог нам.
"Стало быть, о Фюрсте сочинили легенду, - думал я, трясясь в
"виллисе". - Новость важная, очень важная. Да, кисло немцам! Пришлось
выдумать героя, чтобы поднять воинский дух. А Фюрст целехонек, сидит у нас в
плену. Этот самый Фюрст".
Спешил я к майору.
Лобода беседовал в машине с Колей.
- Что выше, - спросил Коля, - Слава первой степени или Красная Звезда?
- Трудно сравнить, - посмеивался майор, отлично понимая, куда клонит
Охапкин. - Орден Славы, видишь ли, солдатский...
- Короткову Славу дали - произносит Коля в сторону и как бы невзначай.
- За что же? - притворно удивился майор, уже не раз слышавший про
Короткова.
- Такой же шофер, как и я. В автороте. Снаряды возит на передок. Эх,
пойти, что ли, шину накачать! - сказал Охапкин, но не двинулся с места.
Лобода рассмеялся. Ну можно ли сердиться на Колю! Он наивно выпрашивает
себе награду, как мальчишка коньки или велосипед.
Я доложил майору. По-моему, медлить нечего, Фюрста надо взять в оборот.
Он-то, наверное, знал убитого. И надо, чтобы Фюрст выступил у микрофона. Это
ошеломит немцев. Легенда рассеется как дым.
Но странно, майор рассердился. Он крякнул, отбил пальцами звонкую дробь
на ларе, потом стал выговаривать мне.
Легенда? Кстати, Фюрст дрался как черт, ранил троих наших бойцов, и
взяли его полумертвого. Не дешевая добыча! Пруссак, твердое дерево! Взять в
оборот? Но есть же конвенция о военнопленных. Понуждать их к чему-либо
запрещается.
- За-пре-щается! - повторил Лобода. - Эх, писатель! Повоевали бы вы с