"Владимир Николаевич Дружинин. Державы Российской посол (Роман) " - читать интересную книгу автора

- Татарин скорее достанет стрелой или саблей, чем пулей, - сказал
Борис отчетливо. Нам, мол, лучше знать, каков наш противник.
Потом уже не в шутку, а озабоченно впился в мутную даль. Накличешь
беду, она и шасть к тебе...
Доминикану хоть бы что - пистоль так же мгновенно исчез, как возник.
Аккуратно, усердно сражаясь с оводами, монах сообщил, что везет в дар царю
астролябию, инструмент для измерения поверхности земли, выделки новейшей,
изделие превосходного венского мастера. Нахваливая инструмент, поглядывал
на спутника вопросительно.
- Мне будет радость доказать царю ришпект. Ваш просвещенный
государь...
Прапорщик глухо поддакивал. Кто с инструментом, кто с чаркой, а то
просто с шуткой - все обгоняют его, князя Куракина, стремясь к царю.
Монах между тем уподобил царя Прометею, несущему животворный огонь.
Вызволить народ из невежества, из варварства, возвеличить свою державу,
расширить пределы христианского мира - нет благороднее призвания.
"Выходит, и мы варвары, - думал прапорщик. - Тем же миром и нас
мажет. И мы не лучше крымцев". Борис усвоил из гистории: варвары суть те,
кои лишь разрушают, проливают кровь безвинно. Великолепие Рима обратили в
прах варвары. А мы что сделали худого?
Борис мрачнел, отъединялся. Броджио, заметив это, заговорил о другом.
Надолго ли столь жестокая жара? Он не успел остыть в Вене после италского
пекла, как очутился в пекле донском. Богу угодно испытать его силы. Сколь
предпочтительно было бы сейчас сидеть в Вене или в Варшаве, дышать
прохладой и возобновить прерванное сочинение! Впрочем, превратности пути и
наблюдения в чужих странах обогащают, и время не следует считать
потерянным.
- Я трактую предмет, достойный более зрелого ума, - говорит монах,
потупившись. - Могущество, ясновельможный князь, могущество, коего
столькие добиваются. Вы скажете, сей предмет разобран в книге Никколо
Макиавелли...
Князь ничего не сказал, так как солгать постыдился.
- Возможно, сие дело на ваш язык не переложено. Предмет у Макиавелли
есть могущество мирское. Он был учитель принца Медичи.
Сзади, сквозь тучу оводов, доносилось:
- Монах, а морда бритая...
- Немцы хитрые. Настригут шерсти с себя - вот и одежу справили.
Пехоту замыкают повозки, тарахтят, скрипят под грузом бочек с рыбой,
с огурцами солеными, мешков с мукой, крупой. Стоит над обозом столб пыли,
упершийся в небо.
- Предмет моего трактата есть инший. Влада Исуса Кристуса, влада
церкви.
Бориса не так захватил предмет сочинения, как то, что Броджио
сочинитель. Дома, в спальне, среди образов морщит желтый лоб Иоанн
Златоуст - старец древний, согбенный над рукописаньем. Иного писателя
словес книжных прапорщик не ждал встретить.
Ободренный вниманием князя, Броджио поведал цель трактата. Это есть
уния, сиречь объединение церквей. Христианский мир расколот. Сие врагов
Христа радует, а людей крещеных печалит. Султан ликует, его нечестивая
власть вряд ли будет сокрушена, пока греческая церковь и римская не придут