"Александр Васильевич Дружинин. Полинька Сакс (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Доберусь я до тебя, пожуря тебя порядком!
Ошибок боишься наделать, что ли? Писала бы по-французски. Нет, это всё
хлопоты по хозяйству, дела! Знаю! Знаю! Вот хлопоты по хозяйству: поутру мы
сидим в уголку кресла, происходит ревизия собак. В это время мы думаем:
обманщик Костя! По его счёту это значит три недели!
После хлопот по хозяйству наступают дела: мы ездим по городу, упариваем
бедных лошадок. "Да шибче же, Антон, скорее, ещё скорее... к тётушке Julie,
к маменьке". Там встречает нас готовый курс мудрости человеческой,
неиссякаемый источник морали... что твой Геттинген, что Берлин?
А вечером, ma chere, вечером... Съезжаются подруги, всё ангельчики, всё
незабвенные друзья. Тут и Жюльет, и Пашет, и Annette... да, Анет не в
Петербурге. Позже всех являются Надин и Александрин.
И тут-то начинаются речи, полные практической философии, проникнутые
глубоким познанием жизни и сердца человеческого! О, аллах, уши вянут, вчуже
становится страшно.

За человека страшно мне! -- {20}

как, помнишь, вопиял Каратыгин на Александрийском театре.
А впрочем, ленись себе. Я люблю людей, которые неохотно пишут письма.
Редко набегают на нас минуты душевной откровенности, а без этого что толку
городить всякой вздор? Запольский пишет мне о твоём здоровье и твоих
занятиях -- и я спокоен. Кстати о Запольском. Пишет он ко мне, что у тебя
часто бывает князь Галицкий и что, как кажется, он не на шутку в тебя
влюблён. Последнее в порядке вещей: за два месяца об этом уведомил меня
Залешин.
Признаться ли тебе, Полинька? -- Я люблю, когда ты другим нравишься.
Меня даже приятно щекотит, когда я знаю, что несколько человек не шутя по
тебе вздыхают. Это дурно, но это моя слабость, моя гордость. То ли ещё
будет, когда мы с тобой поживём и поучимся науке жить на свете! А насчёт
Галицкого попрошу тебя серьёзно, видайся с ним пореже, только не шути с ним,
не пренебрегай им и не мучь его. Да кокетство твоё не злое, этого опасаться
нечего. Мне нравится этот молодой человек, хоть он немного горд и ветрен.
Нынче уже чересчур развелась порода тихих скромников, из которых ничего не
выжмешь ни для жизни, ни для общества.
Больше ничего не говорю тебе. Просить тебя не забывать о старом муже,
значит обидеть тебя. Наблюдай слегка за Галицким: если он заврётся слишком,
уведомь меня, и мы всё устроим к лучшему, не обижая его.
Долго я здесь живу, по милости проклятого Писаренки. Он или сумасшедший
человек, или генияльный мошенник. Много видел я крапивного семени, а такого
крючка не встречал и не понимаю. Он вертится, как бес перед заутреней,
наговаривает на себя несбыточные дела, выдумывает самые невероятные
отговорки, которые, однако, надо поверять, -- а на поверке всё оказывается
чепухою и оканчивается к его же сраму. А дело всё тянется и тянется: я
напрягаю весь мой ум, чтобы предупреждать козни злого подьячего.
Это настоящая малая война, и -- чтоб дорисовать картину -- тут является
и любовь моя к тебе; а желание поскорее увидеться с тобою придает мне и силу
и хитрость, необходимую для этой сутяжнической борьбы.
Так-то, Поля моя, все дела делаются на свете. Иной и подсмеётся над этой
борьбою, но я твёрдо убеждён, что если дело освящено любовью и пониманием