"Александр Васильевич Дружинин. Полинька Сакс (Повесть) " - читать интересную книгу автора

жизни, дела этого никто не назовёт ничтожным. Кто дал нам право требовать от
жизни высоких, несбыточных страстей и деяний? Поучимся лучше делать пользу
вокруг себя, подсмеиваться над тем, что смешно, и мириться с жизнию на том,
что она дает нам.
Чем дольше я здесь живу, тем сильнее жалею о том, что не взял тебя с
собою. Тебе полюбилась бы тихая жизнь городка, и лес, сквозь который вечером
просвечивает солнце, и далёкое озеро с пустыми его берегами.
Ты порядочная насмешница: мы посмеялись бы над здешними чопорными
собраниями, над модами, утрированными до невозможности. В кругу скучных
помещиков мы пожалели бы о кружке наших друзей, которые, не выезжая из
Петербурга, умеют узнавать, что делается во всех концах вселенной, оттого в
иной земле пляшут и веселятся, в другой голодают или режутся.
А потом мы бы сошлись с этими простыми людьми, отыскали бы в их
загорелых лицах следы прошлого горя или настоящей страсти: нашли бы между
ними людей замечательных, практических -- и добрых философов. Всякой из них
был бы интересен для нас: не настоящими своими делами, так прошлыми, потому
что -- кто из людей хотя раз в жизни не бывал занимателен во всём смысле
слова?
Полно нам с тобою жить в столице. Воротясь отсюда, я возьму долгий
отпуск или выйду в отставку. Тогда мы с тобой немножко порыскаем по свету, а
то я начинаю бояться, не засиделись ли мы с тобою. Сначала, если хочешь,
поездим мы по России, посмотрим её города и городки, её широкие реки,
постранствуем по пескам, на которых со скрипом покачиваются высокие сосны.
Поглядим и на Кавказ: по рассказам он надоел нам через меру, -- а в самом
деле видеть его очень стоит.
Из Одессы проедем мы в южную Францию и начнём путешествие наше с того
края, в котором обыкновенно путешественники проматываются до последней
копейки и потому не едут далее. Мы очень много не будет ездить. Италия,
Франция, Швейцария, южная Германия -- с нас и этого будет довольно.
А в увенчание всего поселимся в нашем имении; только после наших поездок
и разговоров о виденном ты уже не станешь меня спрашивать: "Да что мы будем
делать в деревне?"
Что это за новости? Я строю воздушные замки, смотрю за два года вперёд?
Это твоя заслуга, Поля: ты дала мне и свежесть и молодость: а то я начинал
было порядком стариться. Подожди немножко -- я за это расплачусь с тобою.
Надобно же сообщить тебе о моих занятиях подробнее: и, к счастию,
сегодня я могу рассказать тебе не совсем пустую историю.
Со мною, как ты знаешь, занимается чиновник, с виду похожий на какую-то
забавную птицу. Ты ещё подсмеивалась над ним, -- видел я, плутовка! -- когда
он садился со мною в коляску. И подсмеивалась только за то, что он ковыляет
ногою и говорит тоненьким голоском.
А он человек трудолюбивый, хоть по душе не очень достойный. Имя у него
странное: Фиф. Откуда происходит эта фамилия, решительно не знаю: однако он
русский. -- Я взял его с собой из странной прихоти: мне стоит взглянуть на
него -- и припомнить тебя так живо, как будто бы я видел тебя в зеркале.
Оттого ли это, что ты смеялась над Фифом, когда я в последний раз тебя
видел, или оттого, что он похож; на птицу, а тебя называю я птичкой?.. Одним
словом, тут есть странное сплетение мыслей.
Впрочем, Фиф человек тихий и способный к делам. Сперва он вертелся около
Писаренки и увещевал его, потом говорил со мною насчёт излишней моей