"Александр Васильевич Дружинин. Полинька Сакс (Повесть) " - читать интересную книгу автора

взаимное влечение один к другому, чтоб эти разрушительные порывы проходили
даром, не возбуждая ни влияния, ни сочувствия?
А я влюблён до последней крайности. Мучения мои усиливаются тем ещё, что
надо каждую минуту управлять собою, надо действовать. Одно меня ещё
поддерживает: я не знаю бессонницы. Когда проходит день, я изнемогаю до
такой степени, что засыпаю как убитый. Конечно, я постоянно её вижу во сне;
что же другое может мне сниться? Но всё-таки сон укрепляет меня.
Я нашёл твою Полиньку ещё милее, нежели она была во время её выпуска.
Она всё ещё очень мала, но выросла значительно. Стан её сделался ещё
стройнее. Разговоры её с мужем много сделали ей пользы, потому что Сакс
человек и умный и энергический.
Со всем тем я часто ломаю голову, думая о ней. Она не похожа ни на одну
из женщин, которых я знал, а вместе с тем похожа на всех их. Понимай это как
хочешь: я сам себя не понимаю и более и более убеждаюсь в том, что
Полинька -- нравственный феномен.
В пансионе вашем она была самым любимым и балованным дитёю. Оттуда
вынесла она все эти наивности и странности, которыми вы славитесь в первые
годы после выпуска. Дома её обожали: смотрели на неё как на очаровательную
игрушку, как на бабочку, к которой страшно коснуться, чтобы не испортить
блестящих её крыльев. В свете носили её на руках, старики и молодёжь толпами
ходили за ней, чтоб наговорить ей всякой дряни и услышать от неё
какую-нибудь детскую выходку.
Тройное это баловство не могло не оставить следов в её характере. Оно не
избаловало её, не дало ей капризов, а сделало ещё хуже: решительно
остановило развитие её нравственных способностей. Как оно случилось,
предоставляю описывать другим.
Оттого-то в девятнадцать лет она такова, каков бывает самый милый,
умный, очаровательный ребёнок в двенадцать лет.
Боже мой! Не оттого ли я так отчаянно, так страстно люблю её? Рано
начавшиеся мои успехи между женщинами давно сделали меня холодным только
ценителем женской красоты. Чтобы вывести меня из апатического состояния,
требовалась страсть причудливая, почти бессмысленная в своём зародыше. И
страсть эта отыскалась: я влюбился не в женщину, а в ребёнка.
Страсть эта не есть любовь к женщине: это любовь к ангелу, поразившему
меня своей детской прелестью, к ангелу, который знает нашей жизни настолько,
чтоб уметь говорить с нами.
Старое сравнение женщин с ангелами! Я употреблял часто это сравнение и
каюсь в том, как в святотатстве. Женщины хороши сами по себе, но ангелом
называю я и буду называть только одну из них.
И прав Полиньки на имя ангела никто не посмеет оспоривать. В ней всё
ангельское: и лицо её, с которого скульптор может взять облик для статуи
амура, и миниатюрность её стана, и чудная доброта её сердца, и способность к
преданности, способность любить, разлитая во всем её существе.
Но, горе мне! Эта способность любить, источник всех женских
добродетелей, неправильно развита в ней, не сознана ею. Она является во
всём: и в преданности к угрюмому мужу, и в любви к родителям, которые гроша
не стоят, и в страсти к птичкам и собачкам, и в участии ко мне, когда я
плачу у её ног.
И если бы мне удалось сосредоточить эту потребность любить, устремить её
на себя... не знаю, остался ли бы я жив, не умер ли бы я от восторга перед