"Александр Васильевич Дружинин. Полинька Сакс (Повесть) " - читать интересную книгу автораАлександр ДРУЖИНИН
ПОЛИНЬКА САКС ПРОЛОГ В ДВУХ ПИСЬМАХ I От Конст. Ал. Сакса к Павлу Александровичу Залешину Давно нет от тебя писем, почтенный пантагрюэлист {1}; стоило бы воздать тебе по заслугам, то есть самому ничего не писать, да в этом случае вся невыгода упадёт на мою сторону. Пусть получу я крест, пусть выгонят меня из службы, ты всё это проведаешь из газет. Умри я, и об этом, может быть, напишут. Конечно, там не буду я описан "сановником, оплакиваемым подчинёнными", даже до "всеми уважаемого мужа" остаётся мне служить лет пять, а всё-таки узнаешь ты, что такой-то Сакс, чиновник особых поручений, исключается из списков такого-то министерства. А о тебе без твоих писем я ничего знать не буду. Ты богатый помещик, бьёшь собак, по выражению наших стариков, в губернии слывешь отцом своих крестьян, да кто же из вас не отец крестьянам? Давай же, стало быть, подеятельнее переписываться. Кроме всего этого, я сегодня так расположен к откровенности, что положил перед собою лист бумаги, и не подумавши о плане письма. С кем поболтать спать, благодаря проклятой привычке ночью работать... И сверх того, на душе не совсем весело. А между тем день и начался и кончился счастливо. Поутру разделался я со следствием, которое на меня взвалили по службе, и кончил его так, что не один богатый синьор почешет у себя в затылке. Без гнева и пристрастия -- sine ira et studio -- я вывел на свет божий все проделки известного тебе комитета и открыто вызвал на бой дельцов, не отвыкших ещё от идеи, что за казну, как за общую собственность, не след вступаться какому-нибудь выскочке. Министр несколько раз прочитывал мой доклад, соглашался с моими доводами и сегодня окончательно благодарил меня. Я воротился домой не без радостного волнения; мысль, что труд мой не прошёл даром, дала мне порядочную дозу самодовольствия. Полинька была хороша, как ангел, весела, как птичка, -- всё это в порядке вещей. Меня порадовало то, что я застал её за роялем, а сильный её mezzo soprano звенел в моих ушах, когда я был ещё на лестнице. Ты знаешь, до какой варварской степени наши дамы и девицы равнодушны к музыке: а моя жена, с горестью признаюсь, хуже всех их на этот счёт. Она явно зевает в опере, дома же любит играть польки и галопы. Одна проклятая Sperl-Polka [1] испортила у меня бездну крови. На этот раз, однако, она пела знаменитый романс Дездемоны {2}. Много минут из детства и молодости припомнил мне этот генияльный романс. Благодарю судьбу за восприимчивость и память моей души: довольно я пожил и пострадал и позлился на своём веку, а между тем ни одна светлая минута не забыта мною, ни одно ясное чувство не утратило надо мною своей силы. |
|
|