"Ибрагим Л.Друян. Клятву сдержали (мемуары, про войну)" - читать интересную книгу автора

на восток. Но мы уже умели хорошо читать между строк. И если, скажем, в
газете говорилось о том, что "выравнивая линию фронта, доблестная армия
фюрера" отошла за Мосальск, значит наша Красная Армия заставила ее это
сделать.
Потом в лагере появились немецкие листовки. Отпечатанные на дрянной,
шершавой бумаге, они раздавались каждому во время получения баланды. И
здесь, обращаясь с призывом ко всем бойцам и командирам Красной Армии
прекратить сопротивление, фашисты не удержались от своей хвастливой
болтовни. В листовке говорилось, что Сталинград якобы давно пал, Кавказ
полностью занят победоносной армией фюрера, что вот-вот падет Москва, Гитлер
въедет в город на белом коне.
- Что это значит? - воспользовавшись удобным случаем, спросил я у
Софиева, показывая ему листовку.
- Удивляюсь! - Он вскинул тонкие брови.
- Чему ты удивляешься? - не понял я.
- Удивляюсь, как ты можешь всерьез воспринимать всю эту гадость! -
ответил Софиев. - Неужели ты до сих пор не изучил фашистов?
Больше ни о чем не нужно было спрашивать.
Софиев между тем осмотрелся, проверил, не наблюдает ли кто за нами,
тихо произнес:
- Скажи Симону, что я хотел бы с ним повидаться. Завтра.
Я передал его слова Симону, и на следующий день они встретились.
Разговор оказался очень важным для нас.

По ночам ко мне иногда приходили сны, в которых я все еще был
студентом. Свободным, счастливым, среди друзей. Иной раз я подолгу беседовал
с мамой, с отцом и всегда встречался с ними на маленьком нашем дворике
позади дома, который был облит теплым и ласковым крымским солнцем... Потом
почти каждую ночь во сне я стал убегать из лагеря. И побеги всегда были
удачными. Уверенность в том, что наконец смогу вырваться из неволи, была
настолько сильной, что я часто просыпался с чувством полной свободы. И в
тысячу раз тягостнее было разочарование.
Мысль о побеге становилась все неотвязнее. У нас с Симоном было уже
продумано около десятка различных вариантов. В одном из них мы хотели
воспользоваться опытом грузина Георгия. Но это оказалось невозможным. Вскоре
после его побега немцы пустили по проволоке электрический ток. Второй
вариант строился на случае, если мы попадем в рабочую команду за пределы
лагеря. Но и это оказалось неосуществимым: мы уже числились как врачи, на
работы в город нас перестали посылать. Кроме того, связанные с подпольем
Софиева, мы имели право бежать только с его разрешения. А Софиев не однажды
давал нам понять, что мы в лагере пока нужны больше, нежели на воле.
Но вдруг он сам заговорил о нашем освобождении. Заговорил в тот день,
когда они встретились с Симоном. Разговор происходил в перевязочной, мы с
Симоном принесли ему больничный журнал, якобы для проверки. Встреча была
одной из тех редких, когда нам никто не мешал.
- Ну что, - спросил Софиев у Симона, - все же думаете бежать?
- Мы никогда не отказывались от этой мысли, - откровенно признался тот.
- Ты же хорошо об этом знаешь.
- Знаю. Что же, и план уже разработали?
- Планов у нас хоть отбавляй, - вмешался я. - Только вот как их