"Ибрагим Л.Друян. Клятву сдержали (мемуары, про войну)" - читать интересную книгу автора



ПОБЕГ. СНОВА В СТРОЮ

В лагере удивлялись, чем была вызвана столь неожиданная доброта со
стороны фашистов к нам, кучке тифозных больных. Между тем все объяснялось
очень просто. Решив отправить нас в городскую больницу в Остроге, немцы
преследовали две цели. Во-первых, они хотели продемонстрировать населению
свою гуманность, показать, что они вовсе не так жестоки, как о них говорят.
Во-вторых, фашисты тешили себя надеждой, что такой поступок с их стороны
сделает пленных более сговорчивыми, нас можно будет легче завербовать в
полицию или "освободительную" армию.
Еще во время нахождения в больнице к нам заявилась большая делегация
женщин, якобы представительниц от города. Они принесли немного сала, хлеба,
раздали каждому по горсти табаку-самосада. Мы обрадовались подаркам, приняли
их с чувством глубокой благодарности. На оказалось, что это лишь приманка,
на которую мы должны были клюнуть. Как только немцы, сопровождавшие женщин,
вышли из палаты, те стали уговаривать нас после выздоровления записаться в
полицию и помогать оккупантам укреплять новый порядок в самом Остроге, в
деревнях. Не жалея красок, они расписывали "райскую" жизнь в полиции. Там,
дескать, и служба не тяжелая, и денег платят много, и все полицаи хорошо
одеты, обуты.
Особенно, помню, старалась одна монашка. У нее были маленькие мышиные
глазки, которые ни на секунду не оставались на месте, все время воровато
перебегали с предмета на предмет. Она села на табурет у изголовья моей койки
и начала вкрадчивым голосом, часто поминая имя бога, уговаривать меня
послужить "воинству Христову". Смысл ее проповеди сводился к следующему:
большевиков, которые двадцать пять лет царствовали в России, теперь постигло
справедливое возмездие. Бог опустил на них свою карающую десницу в образе
немецкой армии. Следовательно, помогая фашистам, я помогал бы богу очистить
Россию от "антихристов". А что может быть справедливее этого "святого" дела?
С каким удовольствием я сыпанул бы в лицо ей ту горсть табаку, которую
она мне дала, плюнул бы в глаза! Но нужно было сдержаться, быть осторожным:
за дверями стояли гитлеровцы. Стараясь говорить спокойно, ответил монашке,
что я врач, в лагере у меня остались раненые и больные и не могу их бросить
на произвол судьбы. Монашка недовольно поджала губы, отошла.
Не поддались на провокацию и остальные больные. Делегация ушла ни с
чем. Такой исход взбесил фашистов, поэтому они вернули нас в лагерь в ту же
ночь.
Снова потянулись безрадостные дни тяжелой жизни. Став на ноги, я еще с
большим рвением помогал Симону лечить больных и раненых.
Мы не знали, что делается по ту сторону лагеря, каково положение на
фронте. Немцы старались использовать это обстоятельство, чтобы подавить у
нас дух сопротивления. Их пропаганда носила откровенно профашистский
характер. Все чаще они "успокаивали" нас такими словами: "Наша армия снова
обстреливает Москву из пушек. Еще немного - и мы возьмем вашу столицу.
Кончится война, и вы отправитесь по домам".
Мы понимали, что ни одному слову фашистов верить нельзя, наглая ложь
направлена на то, чтобы сломить нашу волю к сопротивлению. И все же
тревожила мысль: неужели враг опять сумел дойти до Москвы?