"Иван Дроздов. Геннадий Шичко и его метод " - читать интересную книгу автора

академика. Об этом не говорят, но это знают все - от профессора до няни и
гардеробщицы.
В этот ритм был вписан Качан - человек по природе пытливый, склонный
все оценивать, анализировать методом ученого, меркой точных наук,
математики.
Ритм жизни и всех дел клиники указывал ему на стройную систему,
четкость и деловитость, внушал уважение и веру в знание и мастерство врачей.
Он знал: Углов назначил ему нестандартное, немедикаментозное - и даже
как будто бы немедицинское лечение. И это ему нравилось, значит, он не так
уж плох, раз ему еще может помочь этот конструктор-испытатель вертолетов -
наверняка какой-нибудь чудак, однако, чудак безопасный. Ну, пожмет
пальцами - там, сям... Вроде массажа. Больно бывает, но человека, случается,
изобьют до синяков, и - ничего. Проходит. А тут - болевые нажатия. Точечные.
Что-то от китайской или тибетской медицины. Может, и в самом деле - будет
толк. Чем черт не шутит!
Сегодня Борис прошел седьмую процедуру - последнюю, самую интенсивную.
Назначь ему Копылов восьмую, девятую - он бы, наверное, не выдержал,
попросил ослабить болевые нажимы, но Копылов сказал: "Хватит! Посмотрим, как
поведет себя ваше сердце". А сердце, умница, трудилось без сбоев, Качан уже
много и резво ходил по коридорам - в безлюдных местах переходил на быстрый
шаг: взад-вперед, взад-вперед. До пота, до легкой ломоты в ногах. А сердце -
как бы не сглазить! - билось в груди ровно и сильно.
Качану никто ничего не носил. В клинике он сидел на строгой диете,
чувствовал, как тает масса его тела и весь он становится легче и крепче.
Углов назначил ему блокады с введением лекарства в область сердца.
Ночью Качан не мог заснуть. Длинная, кривая игла маячила перед глазами.
"Нужна большая точность... можно задеть сосуды", - беспокойно бились в
сознании чьи-то слова.
Утром Качана разбудила сестра.
- В одиннадцать часов вам назначена операция.
- Укол или операция?
Сестра пожала плечами.
Чтобы как-то скоротать время, он вышел в коридор и до одиннадцати
толкался у дверей палат. Затем дежурная сестра привела Качана в
предоперационную. Тут было много народа, готовили операционный стол,
пробовали лампы, тянули провода к аппарату со стеклянными цилиндрами.
Сестра, видя его замешательство, сказала:
- Это не для вас, для серьезной операции.
Потом Бориса усадили в кресло, которое тут же опустилось, и он оказался
в полулежачем положении. Свет слепил глаза, слева и справа хлопотали сестры.
Углов в операционной не появлялся, но Борис чувствовал, что его ждали.
В руках одной из сестер он увидел иглу - ту самую, длинную, кривую.
Качан криво усмехнулся. Хотелось спросить: а не опасно это, сестра? Появился
Углов. В откинутую назад руку ему вложили баллон с иглой. Другой рукой он
коснулся груди Качана, нащупал мягкое место - там, где шея соединяется с
грудью. Игла кольнула, стала погружаться. Ни наркоза, ни просьбы закрыть
глаза. Борис видел и чувствовал, как длинная, блестевшая в лучах лампы игла
уходила в плоскость груди. И затем так же видел, как Углов большим пальцем с
силой надавил поршень. Внутри стало тепло - все теплее, теплее.
- Мне жарко, - проговорил Борис.