"Аркадий Драгомощенко. Фосфор" - читать интересную книгу автора

кокон окна, обнаженное тело, ручей, иней, женщина, не обращающая внимания ни на
сумерки, ни на себя, меркнет в желтом свечении нищеты и причинности.
Привычки ума заключаются в перераспределении мест тому, что попадается на
глаза. Да, скорее всего, я прав. То, о чем я в настоящий момент думаю, позволяет
мне так думать. Переход ржавой крысы через улицу. Мягкие, нескончаемые сумерки,
а поверх горящий ночной свет. Комната, в которой мы жили, длиной достигала
восемнадцати метров. 18 короче восемнадцати, но выше, не намного. Утром, когда
улицы дымились политые, в сандалиях на босу ногу идти за угол и выпивать чашку
горячего молока с ватрушкой. Глаза слепил Литейный проспект. Шаркая
незастегнутыми сандалиями. Подражая чайкам и крикам любви. Через проходной двор
на Фонтанку, минуя библиотеку, к цирку, мост. Это о многом. Это об эмиграции.
Это о Т. С. Элиоте и о Тургеневе. Но, о чем ты думаешь? Из чего состояла/состоит
твоя жизнь? Мне нравится твой вопрос. В стеклянной банке на кухне у нее жили
демоны (сражавшиеся с тараканами), которых она кормила маковым зерном. Твой
вопрос своевременен вполне, хотя вызывает легкую тошноту, как розы или гнилые
куклы, - головокружение. К вечеру кожу саднило от солнца. В первый раз это
случилось на муравейнике. Голые они мчались, сломя голову, к реке. Словно сквозь
увеличительное стекло. В дальнейшем, чтобы перерассказать пару сюжетов, которые
ему мнятся (допустим, что так) занимательными, ему придется от нее избавиться.
От кого, хотелось бы знать! От истории? Геометрии? От привычки ума? Один из
сюжетов начинается с убийства.
Желтая по краям фотография. Капли смеха на очках, на ветровом стекле.
Система, понуждающая систематическое устранение - мысль. Попутно возникает
дискуссия - правомочно ли, оставляя записанным свой голос на телефонном
автоответчике, предлагать корреспонденту сообщение от одушевленного лица.
Например: "меня нет дома", "я не могу подойти в данный момент" или - "вы знаете
с кем говорите", etc.? Вопрос этот, однако же, невзирая на кажущуюся вздорность,
изначально теологичен, ибо неминуемо затрагивает проблему одушевленности, души,
ее перемещений и места обитания, касаясь также и "голоса бытия", не говоря уже о
рутинных конъектурах относительно присутствия/отсутствия. И впрямь, ежели мой
голос достигает твоего слуха через определенный промежуток (или пережиток -
переживание в остатке) времени, предполагаемый "дистанцией", ибо ты никогда не
я; даже будучи во мне, едином, - достигает ли тебя мой голос, то есть,
изначальное мое "я" (во вдохе-выдохе из-речения, в котором между "из" и
"речением" пролегает безумное мгновение), и что есть, а не было для тебя, в
твоем настоящем приятия мерцающей, искрящейся материи, спеленутой тончайшими
шорохами пробуждения, утекающего из тебя вслед зрению, в котором настоящее уже
было? Где происходит отождествление нас? Колебание воздушной среды - микроветер,
мистическая тетрадь. Но "кто" или "что"? Причем, люди, вовлеченные в
повествование, иными словами - персонажи, ничего особенного из себя не
представляют, за исключением того, что у женщины, которой отведена значительная
роль в действии (существует также портрет: известной формы рот, крупные губы,
привычка поправлять плечи платья и т.д., - интимный портрет: более прозрачен:
коротко остриженные темно-русые волосы лобка, на пояснице невесомый шрам,
широкий, бледный ореол сосков, между ними след татуировки), несколько лет назад
погиб сын. Есть мнение, что не "просто погиб", но был убит под Кандагаром,
недалеко от Фив, хотя многие этой романтической выдумке предпочитают правду, а
именно, то, что 14 мая он был повешен в актовом зале школы своими
одноклассниками, использовавшими для этой цели шелковый шнур от белых гардин; и,
возможно, вследствие выпускаемых из вида обстоятельств, у одного из них