"Аркадий Драгомощенко. Фосфор" - читать интересную книгу автора

сокрытости? - метафизическое восхождение к форме, существенности, существованию.
Вместе с тем, произвести, извести весть или как весть значит оставить что-то, в
чем пребывает до срока "не-изведенное" и частью чего является изводимое в
произведении. Расторжение знаменует собой любое произведение или прекращение
того, что не есть время, потому что у неизведенного, неизведаного, безвестного
нет времени, в котором оно могло бы образовываться. Но поэзия обращает свою волю
сквозь описание именно к этому, предшествующему состоянию. Находя и распределяя
значения, связывающие виртуальное воображение с памятью, поэзия движима тайным
течением в обратном этому направлении. Однако противотечение (в ней же самой, по
сути, "неподвижной"), противоток означает ежемгновенное начало прошлого. Но меня
вновь поражает почему человек говорит об этом, почему ему (некоторым) необходимо
порой обращаться к тому, что заведомо не может найти разрешения в "согласии
между познаваемым и познающим" и так далее. Итак, принцип пострoения пейзажа.
Детали: цвет, яркость освещения, дистанция, отделяющая либо связывающая субъект
речи с объектом, масштабы, наконец, реестр предметов, который также рассыпается
на неисчислимые ряды условий представления иных деталей. Картезианская
грамматика пейзажа - имя входит в податливую сердцевину вещи. День как бы
издалека. "Состарившиеся ранее в кругах юга листья платанов... Хотя нет никакого
секрета в том, как они выглядят в октябре, раскрывая кроны легкой кровью
навстречу слепому ветру зимы... кристаллические толщи воздуха... чрезмерно синяя
синева смыкалась, стекая с нежной шелухой какой-то неправдоподбной корой, где
пламя темнее темного, уходя неизвестно какими путями в глубину зрачка, и там не
то чтобы успокаивалось, утихало, меркло или же расплывалось в фигуры дерева,
облака, камня, пешехода, машины, но уступало место иному. Чему? Эфирное,
обжигающее масло полнило зрачок. Легко воспарял небосвод. За спиной курилась
степь." Достаточно. Это ординарное описание пейзажа, которое может исполнить
каждый, интересует нас с позиции анализа распределения и последовательности
вовлечения определенной лексики. В конце месяца. Дата не подлежит сомнению. В
дверь балкона дует. Снизу. Поэтому ноги в шерстяных носках замерзли. Ноги,
шерстяные носки, пейзаж. Затем действие. Иногда действие обозначает чередование
ситуаций, которые угрожают курсу персонажа, отклоняют его от намеченной цели.
Иногда, в то же самое время действием является чередование обыкновенных слов.
Письмо написано.
Паутина скорости, сплетающая вещи в единый миг, подобно ветру, слоящемуся за
стенами скорлупы, отраженных со всех сторон, намерений. Возможно ли будет когда-
либо выйти за пределы этой неподвижности? Вечерняя прохлада сливалась с
прохладой садов. Кое-откуда тянуло сыростью ночной травы, дымом притаившихся
вечерних костров, в которых рачительные хозяева сжигали хлам: на рассвете, в
тумане, возвращаясь, находили обгоревшие справочники по орнитологии, иногда,
проеденный коричневыми пятнами, автопортрет Рафаэля или какое другое великое
произведение, оттиснутое на клейкой поверхности журнального листа, серые
песчаные кружева, кипы журналов, спирали камней, обувь, продолжавшую тлеть -
обычно горела довольно вяло, не прибавляя жара. Шиповник наливался черным сном,
петуния продолжала мерцать, выцветая у заборов. Гром. Припомни, что значила для
тебя мысль в ту пору и где стояли мальвы? Какой она - любая - представляется
ныне? Что означало для тебя думать? Как это было? В каком наклонении? В
склоненьи ствола? В сколе стекла? В изгибе ореховой плети? Стекавшего по вещам?
Возникало ли поначалу, как смутное звучание, лишенное оболочки звука, наподобие
эхо, наплывавшего ниоткуда, - из различия между историей и твоей памятью, в
котором, оказывается, повторяет себя тот же мотив: я хотел выкопать из могилы