"Сергей Довлатов. Собрание сочинений в 4 томах. Том 4" - читать интересную книгу автора

- Только и всего? - поразился Юзовский.

После ужина начались выступления. Американскую интеллигенцию
представляла какая-то взволнованная дама. Может, это и была сама Грейстоун,
не знаю.
Она говорила то, что десятилетиями произносится в аналогичных случаях.
Речь шла об американском плавильном котле. О предках-эмигрантах. О том, с
каким упорством ей пришлось добиваться благосостояния. В конце она сказала:
- Я трижды была в России. Это прекрасная страна. Что же говорить о вас,
если даже я по ней тоскую...
Русскую интеллигенцию представлял Гуляев. Ему поручили это как бывшему
юристу. В провинции до сих пор есть мнение, что юристы красноречивы.
Гуляев выступал темпераментно и долго. Он тоже говорил все, что
полагается. О насильственной коллективизации и сталинских репрессиях. О
сельскохозяйственном кризисе и бесчинствах цензуры. О закрытых
распределителях и государственном антисемитизме. В конце он сказал:
- Россия действительно прекрасна! И мы еще въедем туда на белом коне!
Литвинский наклонился к Шагину и говорит:
- После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов!..

Затем попросил слова художник Боровский. Как выяснилось, он только что
приехал на своей машине. Боровский в отчаянии прокричал:
- Катастрофа! Я вез участникам форума ценный подарок. Портрет
Солженицына размером три на пять. Я вез его на крыше моей "тойоты". В районе
Детройта портрет отвязался и улетел. Я попытался догнать его, но безуспешно.
Есть мнение, что он уже парит над Мексикой...

Затем выступили писатели как авторитарного, так и демократического
направления. В качестве союзника те и другие упоминали Бродского. И я в
который раз подумал:
"Гений противостоит не толпе. Гений противостоит заурядным художникам.
Причем как авторитарного, так и демократического направления".

И еще я подумал с некоторой грустью:
"Бог дал мне то, о чем я его просил. Он сделал меня рядовым
литератором, вернее - журналистом. Когда же мне удалось им стать, то
выяснилось, что я претендую на большее. Но было поздно.
Претензий, следовательно, быть не может".

Я ощущал какую-то странную зыбкость происходящего. Как будто сидел в
переполненном зале. Точнее, был в зале и на сцене одновременно. Боюсь, что
мне этого не выразить.
Кстати, поэтому-то я и не художник. Ведь когда ты испытываешь смутные
ощущения, писать рановато. А когда ты все понял, единственное, что
остается, - молчать.

Были еще какие-то выступления. Помню, художника Бахчаняна критиковали
за формализм. Говорили, что форма у него преобладает над содержанием.
Художник оправдывался:
- А что, если я на содержании у художественной формы?..