"Сергей Довлатов. Собрание сочинений в 4 томах. Том 4" - читать интересную книгу автора

вытерла его рукавом и положила в сумку.
- Леньке снесу, - произнесла она так, будто оправдывалась.
Я шел за этой женщиной до самой Лиговки. Как мне хотелось подарить ее
Леньке самые дорогие игрушки. И не потому, что я добрый. Вовсе не потому. А
потому, что я был виноват и хотел откупиться.

Я понимал, что из университета меня скоро выгонят. Забеспокоился, когда
узнал, что еще не все потеряно. Оказывается, ради меня собиралось
комсомольское бюро. Были выработаны какие-то "рекомендации", чтобы мне
помочь. Я стал объектом дружеского участия моих товарищей. Относились ко мне
теперь гораздо внимательнее, чем раньше. Мне искренне желали добра. И я до
сих пор вспоминаю об этом с чувством благодарности.
Мне рекомендовали учебники, из которых я должен был с легкостью
почерпнуть необходимые знания. Со мной готовы были заниматься частным
образом. Наконец, Лева Гуральник подарил мне свои шпаргалки - феномен
виртуозной утонченности и кропотливого труда.
Все было напрасно. По вечерам мы с Тасей развлекались. Днем она
готовилась к экзаменам, А я предавался тупой бездеятельности, на что,
кстати, уходила масса времени.
Я часами лежал на кровати. Анализировал нюансы Тасиного поведения.
Допустим, ломал голову над тем, что она хотела выразить словами: "Можно
подумать, что у тебя совсем нет кожи..."

Со дня знакомства наши отношения приобрели эффектный, выразительный
характер. Похоже было, что мы играем какие-то фальшивые, навязанные
окружающими роли.
Тасина красота и особенно - ее наряды производили сильное впечатление.
Моя репутация боксера и внушительные габариты тоже заставляли людей
присматриваться к нам. При этом я слегка утрировал манеры хмурого и
немногословного телохранителя. Старался отвечать банальным идеалам мужества,
которыми руководствовался в те годы.
Я с удовольствием носил в карманах Тасину пудреницу, гребенку или духи.
Постоянно держал в руках ее сумочку или зонтик. А если улавливал насмешливые
взгляды, то даже радовался.
"В любви обиды нет", - повторял я кем-то сказанную фразу.

В январе напротив деканата появился список исключенных. Я был в этом
списке третьим, на букву "Д".
Меня это почти не огорчило. Во-первых, я ждал этого момента. Я случайно
оказался на филфаке и готов был покинуть его в любую минуту. А главное, я
фактически перестал реагировать на что-либо за исключением Тасиных слов.

На следующий день я прочитал фельетон в университетской многотиражке.
Он назывался "Восемь, девять... Аут!". Там же была помещена карикатура.
Мрачный субъект обнимает за талию двойку, которой художник придал черты
распущенной молодой женщины.
Мне показали обоих - художника и фельетониста. Первый успел забежать на
кафедру сравнительного языкознания. Второго я раза два ударил по физиономии
Тасиными импортными ботами.