"Сергей Довлатов. Собрание сочинений в 4 томах. Том 3" - читать интересную книгу автора

жизни. В ней была такая фраза:
"Светлые локоны горничной выбивались из-под ее кружевного фартука..."


"Костер"

Я искал работу. Сунулся в многотиражку ЛОМО. После республиканской
газеты это было унизительно. К счастью, работа оказалась временной.
Тут мне позвонил Воскобойников. Он заведовал прозой в "Костре".
Литсотрудник Галина уходила в декретный отпуск. Воскобойников предлагал ее
заменить:
- Галины не будет месяцев шесть. А к тому времени она снова
забеременеет...
Я был уверен, что меня не возьмут. Все-таки орган ЦК комсомола. А я
как-никак скатился в болото. Опорочил все самое дорогое...
Недели три решался этот вопрос. Затем меня известили, что я должен в
среду приступить к работе.
Это было для меня приятной неожиданностью. Уверен, что мою кандидатуру
согласовывали в обкоме. Так положено. А значит, обком не возражал. Видно,
есть такая метода - не унижать до предела. Не вынуждать к опрометчивым
поступкам.
Я спросил одного из работников журнала:
- Кого мне опасаться в редакции?
Он ответил быстро и коротко:
- Всех!
Об этом человеке стоит рассказать подробнее. Начинал он с группой очень
талантливой молодежи. С Поповым, Ефимовым, Битовым, Марамзиным. Неглупый и
даровитый, он быстро разобрался в ситуации. Понял, что угодить литературным
хозяевам несложно. Лавры изгоя его не прельщали. Он начал печататься.
Его литературные данные составляли оптимальный вариант. Ведь полная
бездарность - нерентабельна. Талант - настораживает. Гениальность - вызывает
ужас. Наиболее ходкая валюта - умеренные литературные способности.
Он умерил свой талант. Издал подряд шестнадцать книг. Первые были еще
ничего. Но с каждым разом молодой писатель упрощал свои задачи. Последние
его книги - сугубо утилитарны. Это - биографии вождей, румяные политические
сказки. Производил он их умело, быстро, доброкачественно. Получше, чем
многие другие.
Он растерял товарищей своей молодости. Беспредельная уступчивость и
жажда комфорта превратили его в законченного функционера.
Оставив живую творческую среду, он не примкнул и к разветвленной шайке
литературных мешочников. Наглухо застрял между этажами.
Женственная пугливость делала его игрушкой любого злодейского
начинания. За каждым новым падением следовало искреннее раскаяние. И в
конечном счете - полное безысходное одиночество.
К нему относились скептически. Причем как литературные вельможи, так и
художественная богема. Его угодливая робость вызывала пренебрежение
начальства. Высокий материальный статус законно раздражал бедняков.
К чести его добавлю - он едва ли заблуждался на собственный счет. Он
знал, что делает. Наглядно мучился и принимал какие-то решения. Вся жизнь
его свидетельствует - нет большей трагедии для мужчины, чем полное