"Сергей Довлатов. Последний чудак" - читать интересную книгу автора

"Дорогой Сережа! Был очень рад вашему дружескому письму. Но:
1. Впервые за 70 лет своей жизни я прочитал, что я многоуважаемый! И
что все, написанное мною, - "превосходно".
Этот гнилой аппендикс вашей ленинградской благовоспитанности отметаю.
2. Не следовало корить меня за грамматические ошибки. Ибо, во-первых, -
это результат законного старческого маразма. Во-вторых, я с юных лет борюсь
против высшего (а также - среднего) образования. В результате чего лучшие
молодые писатели (мои друзья и воспитанники) были выгнаны из средней школы,
не достигнув шестого класса. Скажу вам честно Фолкнера я люблю не только за
его абсолютную грамотность.
3. Читающая публика в России знала меня не только как мужа Веры Пановой
и отчима Бори Бахтина. Даже Володя Марамзин узнал меня только благодаря
книжке моих рассказов лет за десять до того, как подружился с Борей
Бахтиным. И в первом издании "Краткой литературной энциклопедии" ничего не
сообщается ни о моих женах, ни о моих пасынках.
Ничего не сообщалось о моих родственных связях ни в газете "Известия",
разоблачившей меня как космополита, ни в Постановлении Ленинградского обкома
партии о моих сказках. Речь повсюду шла только обо мне как о писателе
(ненастоящем, в этом они с вами разошлись). А в журнале "Вопросы литературы"
вы могли бы прочитать, что Корней Иванович Чуковский в 66-м году называл
меня "замечательным писателем", не зная того, что я - отчим Бори Бахтина и
муж Веры Пановой. И это я пишу вовсе не для того, чтобы подтвердить его
оценку, так как сам не считаю себя "настоящим писателем". Иначе я не назвал
бы свою последнюю книжку "Исповедью безответственного ЧИТАТЕЛЯ"...
4. Что касается вашей морды..."
Тут я должен на минуту прерваться. Морда упомянута не случайно. История
такова.
Года четыре назад я жил в Ленинграде. Сочинял рассказы и повести.
Опубликовал в Израиле "Невидимую книгу".
В этой "Невидимой книге" содержались беглые характеристики моих
ленинградских друзей. Молодых писателей и художников. Доброжелательные
иронические зарисовки. Нечто вроде дружеских шаржей...
Дар реагировал бурно. (Он уже жил в Израиле.) Наводнил Ленинград
призывами избить меня.
Его призывы неожиданно реализовались. Я был дважды избит в отделении
милиции. Правда, за другие грехи.
Теперь, живя в Америке, я наконец спросил Давида Яковлевича:
- В чем дело?
Дар ответил:
"...Эта международная кампания была инспирирована вашим панибратским
отношением к вашим же несчастным современникам. Я обиделся за Володю Губина,
Юру Шигашова, Холоденко, Алексеева и других весьма талантливых, на мой
взгляд, писателей, которые в отличие от вас не обладают могучей, исполинской
фигурой, атомной энергией, вашей армяно-еврейской жизнеспособностью.
Подтрунивать можно над победителями - Львом Толстым, Владимиром Набоковым,
Андреем Битовым, Сергеем Довлатовым, но подтрунивать над спившимися,
припадочными, несчастными, всеми оплеванными, честными, мужественными
ЖЕРТВАМИ литературы, на мой взгляд, непорядочно. Ни Губин, ни Шигашов, ни
Холоденко не бежали с поля боя, как, допустим, - Воскобойников или
Горбовский, и поэтому они заслуживают уважения. А вы о Вере Федоровне пишете