"Ричи Михайловна Достян. Тревога" - читать интересную книгу автора

выгнали. Пришел, встал на пороге и... И - ничего! Не спросила даже: "Кто
обидел?" Головы не подняла. Гладила себе у окна крохотные рубашонки. В
коротких, толстых пальцах, помогавших утюгу, Слава увидел ему одному до этих
пор принадлежавшее умиление. Тогда он выскочил, громко хлопнув дверью, но
дверь открылась тут же, и сердитый голос матери послал вдогонку слова,
которые он не простит ей никогда! Она сказала: "Ты эту моду брось - чуть
чего, "мама" орать! Уже большой! Сам кому надо в морду въедешь!"
Даже не верилось, что это действительно он еще недавно блаженно
царствовал в доме своем родном и в родном дворе; что это он испытал столько
злорадного счастья, глядя, как его мамка расправляется с мамашами дворовых
пацанов!
Все в доме боялись Славкину мать. Однажды он слыхал, как дворничиха
шепотом кому-то говорила: "Вы лучше не связывайтесь с ней - эта баба вечно
навздрыге!"
Слава тогда от гордости аж покраснел, хотя и не знал, что это значит.
Должно быть, на страже. Вот и хорошо!
А вчера Слава уже не удивлялся ничему - просто было очень горько.
Хорошо, что мать не видела, с какой яростью он вбивал подошвы в каждую
ступень, поднимаясь вверх налегке, какое наслаждение получал от слов,
которые сами укладывались в лад его шагов, - от слова "да-ча" и слова
"до-ча". Под эту "дачадочу" он перетаскал все мелочи к машине и ничего
хорошего от будущего не ждал. Оставалось одно: терпеть.
Когда батя снес к машине последний тюк, мать приказала всем сесть.
Слава нарочно сел напротив нее и ждал: теперь-то уж непременно улыбнется и
скажет: "Ну, сыночка, сегодня ты молодец!" Он и сам знал, что молодец, -
сколько чего попеределал без всяких КИH и МОРОЖЕНЫХ.
Ничего похожего не произошло. Мать с отцом сидели, сжав рты. Спины -
торчком. Глаза - никуда не глядящие, совсем как дедушка с бабушкой на
фотографии.
Потом мать жестом велела Славе первому встать, потом сама поднялась, а
за нею уже отец. Слава ждал, задерживая дыхание, что же дальше будет? А
дальше- она поверх его головы обвела комнату жалостливым взглядом,
вздохнула, сказала: "Господи, какой хавос!" - подхватила дите и первая пошла
из комнаты.
Еще немного - и он бы заревел, но в последнее время обида как-то сама
мгновенно переходила в злость. Слава втолкнул кулаки в карманы и рванулся
вперед, нарочно близко прошмыгнув, обогнал родительницу свою и дальше тоже
старался быть у нее на глазах, но так, чтобы самому в лицо ей не смотреть,
потому что пока за себя не ручался - а вдруг не выдержит.
От этих воспоминаний совсем нехорошо сделалось на душе. Ему бы встать,
выскочить во двор, посмотреть - какой такой на вид Сосновый Бор? Но он не
встал. Он вдруг подумал: если уж так обязательно должна была родиться у него
сестра, то какого черта не родилась пораньше, тогда хоть в лагерь ездили бы
вместе, как брат и сестра Булавкины!
Он снова взглянул в глубину комнаты. На глаза опять попались
расплывчатые контуры пустой "маленькой". Как только была куплена эта
бутылочка перед дорогой, родители сразу перестали ругаться, потому что отец
перестал отвечать, а ведь сколько потом было еще суеты и неудобств. Отец
молчал, хотя мать говорила ему всякое. Она говорит, а он как глухой:
подремывает, временами странно улыбается. Слава не раз уже замечал: батя